Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

когда Старший возвращается из поездки по техсилам[86], какой-то начальник, типа бабу, какой-то бабу из панчаята[87], пригласит большого начальника: «Погостите у нас пару часов, разделите трапезу», то это не Старший пришел к нему, а он – к Старшему и стоит теперь, сложив почтительно руки и благодарно улыбаясь.

И если говорить о тех, кто живет со Старшим, то и тут что-то похожее. Куда бы они ни уехали, и неважно, на какой срок, они все равно живут со Старшим и возвращаются к нему, когда приходит время. Мама живет только с ним, пусть и в другом месте сейчас. Все, что касается ее денег, присмотра, жизни и смерти, – только его ответственность, говорят об этом или нет, думают или нет.

Выходит, и сейчас перо может коснуться Старшего, потому что там, где семья, старая Мать и дверь, он тоже обязательно присутствует, неважно, физически или нет. Дверь, на которой держатся стены, пришла в другой дом – в квартиру, полученную после выхода на пенсию. Выглядит иначе, но все та же. И Мамы там сейчас не видно, но она все там же. Как будто отправилась в небольшое путешествие. А Старший звонит ей, чтобы не терять из виду.

Старший позвонил.

Мало кто из старших сыновей умеет разговаривать с домашними. Это касается тех разговоров, когда нужно узнать, как дела, поболтать по душам и доверительно пошептаться. Отдавать приказания, разъяснять, что должно, а что нет, а еще насмехаться – вот их стиль. Они надевают на себя суровую личину отца, хотя сердце остается их собственным, и оно нежнее нежного. Голос Старшего может быть грубым и надменным, он иронизирует и беспокоится обо всем на свете. Ведь откуда же старшим братьям знать, как прямо высказать пару слов любви?

(Когда они говорят с посторонними людьми – это совсем не то. Там споры о политике, обсуждение поэзии, литературы и фильмов – другой вид общения с другими людьми.)

– Мам, какой номер был у той Папиной машины?

– Папиной машины? – Взяв трубку, Мама стала раскачиваться. На качелях.

– Да та машина, которую он купил в Фатехпуре.

– Ага, в Фатехпуре купил.

– Какой номер у нее был?

– Это был розовый «Фиат». Таких уж не увидишь сейчас.

– Я номер спрашиваю.

– Мы ездили на ней в Лакхнау к Гаутаму Сахибу. У его дочки было такое славное прозвище. Штучка.

– Мам, я номер спрашиваю.

– А что с того номера? И в Канпур ездили. В Сваруп Нагар. Собака тебя укусила. Ух, тонну уколов делали. Но она домашняя была.

– И что? Номер помнишь?

– Звали Ад гад ананд.

– Собаку? – прыснул Старший.

– Нет, хозяина собаки.

– Мам, я спрашиваю номер «Фиата».

– Да с какой стати мне его помнить?

– Адгадананда же помнишь почему-то?

– Так укусили же тебя.

– Он, что ли?

– Кто знает, жив ли он? Хороший был человек.

– Хоть и кусался?

– Ты не уймешься. Узнай номер сам. Он числился в отделе водоснабжения. Как-нибудь съездим.

– Когда вернетесь? Тогда и съездим.

Старший все время завершал беседу на этом. Мол, каникулы закончились, возвращайтесь домой. Говорил, что дом уже обустроен:

– Вы и Д. можете занять большую спальню. – Д. – так муж и жена называли друг друга, сначала имея в виду «дорогой», а с годами – «дурень» или «дура». – Или боковую комнату, она тоже вполне ничего, хоть и маловата, и там и там есть ванная, двери с обеих сторон.

– Разве? Невестка говорила, что еще не все коробки распакованы, только самое нужное, да и того половину не нашли, говорила, повсюду пыль, а еще Невестка говорила, что у тебя нет времени ни есть, ни спать, ты даже не моешься и выходишь из дома в одной майке, вот что значит пенсия, а сахар проверял?

– Ладно, пока-пока, – ответил Старший и повесил трубку.

О себе он тоже не умел говорить непринужденно. Звонил, потому что его мучили мысли: «Новая квартира наполняется вещами, а Мама все еще не там, квартира не такая большая, как прежний дом, да и слуг теперь меньше, понравится ли это Маме? Ладно, пусть пока развеется с Сестрой, перемены отвлекут ее, посмотрит на этот нелепый образ жизни, и сама будет рада вернуться. Она заботится о Мамином питании, это хорошо, да и ее сомнительной компашке – вечно таскаются с мешками какими-то – будет полезно посмотреть на хорошие манеры. Соседи поймут, что у Сестры достойная семья, опять же хорошо, ведь так?»

Откуда Старшему было знать, что теперь дом Сестры стал прибежищем для сомнительной компашки вместе со всеми их мешками. Да и среди Маминого круга был кое-кто с мешком. Рози. Когда Дочь первый раз открыла дверь, на пороге стояла тетушка Рози с огромной сумкой, а рядом с ней охранник, полный любопытства – происходит что-то странное. Сейчас он не приходит. Зато приходят все остальные, несут свой мусор и с восторгом наблюдают, как он превращается во что-то дельное. Рози откроет магазинчик под названием «Всякая всячина» и будет продавать все это там. Летними вечерами она будет приходить за Мамой и помогать ей спуститься вниз, потом обе будут сидеть на ступеньках гробницы, иногда просто молча, пытаясь принять в свою жизнь что-то новое. Принять мусор, принять хиджру – что уж там Старший, разве кто-то вообще знал обо всем, что нужно принять в свою жизнь?

34

Дом гудит от летающих клочков ваты и обрезков стеблей. Ветер стремительно носится, и кирпич стучит о кирпич, выбивая новые поговорки.

Дом-одиночка хорошо понимал, что Дочь работает. Сидел молча и почтительно. А Дочь сидела часами, склонившись над открытой страницей. Так она поклонялась богине работы. Умилостивленная богиня могла в любой момент тихонько проскользнуть в дом и сесть рядом с ней. Ручка сама собой поднималась и начинала двигаться по бумаге. Статья, рассказ, книга обретали свою форму.

Нынче дом совсем распустился. Каждый кирпич потягивает-ся-зевает. Разговоры и пересуды со всех сторон. Если приходит кто-то особенно шумный, стены раззадориваются еще больше. Заигрывают с ним. И начинают звучать от легкого похлопывания. Как будто внутри они наполнены воздухом. Когда касается Мама, звук относительно тихий, но когда по дому проносятся крепко сбитые формы тетушки Рози, то уже невозможно сказать, где звон начинается, а где слышны его отголоски. Колонны присоединяются к обсуждению сплетен, а пороги начинают бряцать. А Рози то шлепнет рукой, то тайком почешет свою задницу, то с шумом впечатает куда-нибудь свой лоб, как будто хорошо знает, что на ее прикосновение стены ответят звоном.

Мама тоже пробует. Щелкает пальцами – и вылетают ноты са-ре-га-ма-па-дха-ни.