Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

(Вернувшись из Америки, Сид тоже будет заскакивать по утрам после пробежки, и К. К. однажды придет, несмотря на все ее отговорки, и будет потом наведываться регулярно.)

– Не ночнушка, детка, платье.

– Домашнее платье, – сказала Дочь, как будто и это было не слишком пристойно.

– Вечернее платье, дневное платье. Посмотри сначала, потом тоже такое захочешь.

– И карманы пусть будут, чтобы я туда платок складывала, – попросила Мама.

– Ну конечно. Платки, кардамон, ручку, – продолжила список Рози.

– Слона, лошадь, паланкин.

– С красивой вышивкой.

– Только не вырви глаз.

Они стали выбирать ткань: ничего блестящего, в спокойных тонах, с тонкой каймой или ненавязчивой вышивкой.

– Ты тоже закажешь такое, детка, когда увидишь, как она превратилась в королеву Викторию. И в туалет ходить удобно. Ничего не болтается и не путается между ног.

Болтает, что хочет. Королева Виктория, козоухая или как там, теперь это.

Как бы то ни было, с Маминой одеждой было решено. Рози сделала карандашом эскиз на ткани, вырезала и отнесла портному-мастеру Разе.

Одно цепляется за другое, и из лоскутков ткани, которые Мама не разрешала выбрасывать, станут появляться на свет маленькие сумочки, мешочки с кармашками, платочки, набитые ватой куклы, попугаи и слоны, чьи глаза-бусины смотрят на тебя из детства. Дома и машины будут делать из спичек и проволоки, а колеса – из крышек от бутылок. Детям садовника и служанки подарят игрушки, Дочери и другим домашним – сумки и сумочки, остальное – для Рози, она разберется.

Но одно нацепляло столько другого, что эта лихорадка охватила всю округу – соседи приходили, чтобы отдать свой хлам Маме и Рози и, получив взамен гостинцы и поделки, довольные уходили.

По правде сказать, мусор уже не был мусором. Всем было запрещено выбрасывать что-либо без разрешения Мамы и Рози. Коробочки, бутылочки, обрезки, разбитые чашки и тарелки, пуговицы, кожура, деревяшки, камни, перья, монеты – все собирали и оживляли. Превращали в животных и еще бог весть во что.

Даже Мамины волосы пошли на хвост для ослика. Волосы ей подрезали, чтобы не секлись кончики, а как же иначе они будут красивыми, густыми и длинными?

Мама начала носить вышитую абайу или платье – называй как хочешь. Когда она кружила по дому, казалось, это ветер гуляет. Постепенно она стала спускаться вниз и иногда сидела с соседями на лужайке, но больше всего ей нравилось сидеть вместе с Рози на ступеньках средневековой гробницы, укрывшейся в зеленых зарослях через дорогу.

30

Дочь вспомнила, как Рози приходила на праздники. Если случалось, что она в это же время приезжала в дом Старшего повидаться с Матерью, то встречалась там с Рози. Для Мамы и тетушки Рози ставили стулья на лужайке, за которой была маленькая калитка со стороны гаража, через нее и заходила Рози, руки сложены в знак приветствия, и, увидев Дочь, она непременно гладила ее по голове и говорила что-то вроде: «О, детка приехала».

Тогда та еще не раздражалась на «детку».

Крепко сложенная тетушка носила цветные сари, шальвар-курту или что-то наподобие гарары.[79] или шарары[80] Обязательно золотые нити, золотая кайма и звезды – на блузке или на палантине. Вышитый цветочный орнамент. Бюстгальтер, как у героинь старых фильмов, – два выпирающих горных пика. Но тетушка не пела и не танцевала, да и не давала представления за деньги. Голос у нее был низковат, но такой бывает у многих женщин. Она чинно сидела рядом с Мамой. Мама что-то говорила, дарила подарки, угощала – это все, что помнила Дочь. Да и что может удержаться в памяти из того, что когда-то видел мельком?

Но тогда это была Рози, а теперь раз за разом. Теперь она приходит каждый день с огромным мешком, как торговец из Кабула. Если бы Дочь на самом деле была малышкой, то спросила бы: «Эй, Кабуливала, что у тебя в мешке?»[81] – и оттуда появился бы слон.

Но оттуда появился не слон, а статуя, об этом Дочь узнала намного позже, когда, забравшись на лестницу, искала книгу на самой верхней полке:

– Она? Здесь? Кто ее поставил сюда?

– Рози, – отрезала Мать.

31

Повседневность накидывает пелену на происходящее. Случившееся обнаруживает себя тогда, когда почти все уже случилось. Дочь порой возражала и сопротивлялась, но большую часть времени ее посещали такие мысли: «Бедная Мама, лежала там, совсем разбитая и подавленная, в старом доме, полном предрассудков, я не позволю, чтобы она осталась одна, позабытая и сжавшаяся в комок, а потом просто исчезла, и ладно еще, никакой беды не приключилось, а то все проклинали бы себя всю оставшуюся жизнь. Здесь спокойно и хорошо, эти бесценные моменты вместе – мама и дочь, я так рада, что она поправляется, радуется, ходит по дому, постукивая своей цветной тростью, и парит везде вместе с солнечным светом, под этой крышей можно дышать свободно. Живи, Ма, живи, как сердце велит!» – вырывалось из каждой ее клетки.

Тут можно вспомнить еще одну историю, если позволит память. Был один человек, который очень любил деревья и все время восторгался: «Ах, как растет, распускается, цветет!» С утра до вечера они разговаривали с ним, и поэтому он не знал одиночества. Хлопковое дерево обрадовалось и начало сбрасывать цвет рядом с ним. Огромные цветки с шумом все падали и падали. Под деревом стояла машина этого человека и начиналась асфальтированная дорога. Стало очень хлопотно расчищать ее. И разве кто-то станет раздумывать теперь? Взял и срубил то самое дерево, которое любил всей душой и восхвалял без устали.

Или, если опять же позволит память, можно вспомнить еще и про тех, кто без конца разглагольствует об американском бесстыдстве, но только подвернется случай, писаясь от счастья, уезжают туда, стоит только поманить.

Вспомним еще одну историю, раз уж мы начали вспоминать, – о той, которая называла себя писательницей. Она превратилась в бесконечное брюзжание по поводу городской жизни: «Я уеду, мне не нужно ничего, только ручка, блокнот, пара книг и природа». Так и сделала – уехала писать роман, поселившись в лесном домике. Домик стоял на живописном холме, просторная комната, как будто парящая в воздухе. Достала блокнот с ручкой и села в ожидании новой жизни – жизни как она есть. Пришла. Совсем новая. Потому что ветер беспрепятственно врывался в этот воздушный дом и приносил-уносил с собой все,