Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

– Я пришел за своими ножницами, – сказал он мягко. – Посмотри, я звонил, должны быть пропущенные. Ты не брала трубку, и я решил зайти. Иначе пришлось бы идти в салон, такие ножницы не найдешь сейчас, – оправдывался он.

Немного обиделся. Дочь улыбнулась. А когда проходила мимо, К. К. слегка ущипнул ее сзади. Она подпрыгнула.

В этот момент раздался звонок.

Рози приходила, а К. К. уходил. Дочь все никак не могла понять, что разозлило ее больше: представлять его ей или ее ему? В ярости она выпроваживала К. К., а он при всех попытался незаметно ее поцеловать, тогда она оттолкнула его и этим вызвала негодование.

– Эй, ты ведешь себя так, как будто я маньяк какой-то. – Отстранившись, добавил: – Если надо, оставлю ножницы – у тебя волос из носа торчит, выглядит отвратительно, срежь. – В бешенстве он вышел. Можно подумать, этой выходкой он сравнял счет.

38

Мамы знают даты. Это было в тот год, когда Паппу впервые постригли, или когда Мунни упала с двуколки и сломала передний зуб, или дело было в тот год, когда в нашем деревенском храме каменный Ганеша начал пить молоко, а потом по всей Индии Ганеши начали пить молоко. Или то было время года, когда Джамман заболел оспой. Или долгие воспоминания о временах, когда Дядюшка упал с крыши и сломал ногу, и тогда еще начался потоп и все съестное в доме, и все сундуки, и нас всех подняли на крышу, и эти толстенные змеи плавали в воде, которая всю деревню превратила в пруд, и правительство послало за нами ковры-самолеты, нас поднимали по веревочным лестницам и перевозили в больницу в каком-то городе неподалеку, где мы были в безопасности.

Но и время сейчас не то, и Мама не та. Постоянно все приходят, старые знакомые само собой, но и новые хотят перемолвиться с ней парой слов, забрать сумки и сумочки, сшитые ей или по ее заказу, отдать мусор, накопившийся дома, чтобы смастерила что-нибудь, или просто перекусить и выпить чаю, Сид, тот самый ребенок, который привык появляться без всякой причины и цели, тоже постоянно маячил. Он примчался при первой же возможности, как только закончилась его командировка в США.

– Ох, бабуля, бабуля! Сначала исчезла, а теперь устраиваешь тусовки у Тетушки, только я за дверь – ты уже шалишь.

Конечно, историки без конца строят догадки, какое событие когда произошло. Они все время колеблются, пытаясь измерить значимость этих событий: какие можно назвать великими, а какие второстепенными. Кто знает, возьмутся ли они когда-то исследовать вопрос, в какой день Сид приехал, чтобы любя пожурить свою бабушку? После Рози или до? После К. К. или до? После того как она упала или до? После больницы или до? Рассказчики в тысячи раз лучше историков, они описывают то, что их душа пожелает, и даже еле заметное мгновение, будучи упомянутым, становится важным. В общем, в какой бы день это ни случилось, приехал Мамин внук. Его тетка открыла дверь и застыла в недоумении, как будто не узнавала того, кто стоит перед ней. Она привыкла видеть его в том доме, где бывала, чтобы навестить своих родителей.

Тут можно задаться вопросом, сколько времени еще потребуется Дочери, чтобы привыкнуть к тому, что так уж в Индии заведено, что люди могут прийти утром, вечером или когда им вздумается, и наверняка ты узнаешь не всех, да и пришли они, скорее всего, не к тебе, а к Матери. Если ты здороваешься – то с соседями по особым случаям, то попросить сахара или ложку дахи для закваски – неведомые тебе отношения. Или растения и черенки. Мама устроила на балконе сад. Пришла соседка:

– Мата джи, вы уж скажите, пожалуйста, садовнику, чтобы смотрел вниз, когда поливает, а то мы поставили стулья и стол, чтобы завтракать там, а вчера вечером на них накапала вода.

– Ой, ма! Это я вчера вечером поливала, уж прости меня! Вот ведь дура какая, слепая совсем, глупая.

И та, что пришла с жалобой, уже смеется, садится рядом, принимает угощения и рассматривает садик, а потом приходит за ростками какого-то растения, которое, как сказала Мама, воткни только в землю, и уже растет – все в нежных листьях и красных ягодах. То есть пришла жаловаться, а ушла, перекусив и прикарманив ростки.

Более того, год за годом продолжались битвы по поводу того, нужно ли обрезать деревья, но жители соседних домой с Мамой не воевали. В городе, где под парком подразумевается автобусный парк, Мама была счастлива видеть столько цветов и зелени. Садовнику она запретила обрезать ветки.

– Мата джи, – засмеялся он, – я-то послушаюсь, сестра тоже все время бьется, но они все равно пришлют людей обрезать.

– Да как же так? Как можно ненавидеть деревья? – разволновалась она.

– Кто знает, Мата джи. Говорят, заводится живность всякая. Жуки, тараканы. Потом пауки. Потом ящерицы. Белки, мыши, птицы. Они залезают на деревья и высматривают, не лежат ли внутри на столе сочные фрукты. Кошки пробираются, чтобы поохотиться на них. Обезьяны всегда готовы чем-то поживиться, и змеи вечно ползают. Воры тоже смекнули и забираются по деревьям.

– Ладно. – Мама сверлит его взглядом. – Тогда уничтожай-руби! Режь ветки, я стою тут. – Она встала в позу часового, взяв трость так, как будто это было ружье. – Нет, нам солнце не нужно. Да, нам нужны змеи и воры.

Садовник и охранник засмеялись. Но Мата джи это Мата джи. Никто не мог с ней спорить. Все приходили навестить ее.

Дочь открывала дверь и пропускала внутрь, как будто ее назначили в чей-то другой дом встречать и приветствовать гостей.

– Да, тетя, – рассмеялся Сид, – это я – чудо-юдо, вернувшееся из Америки, твой любимый племянничек, Сид-Сид, с пылу с жару, прямиком из американской булочной.

Америка – она такая. Кто-то проведет всего пару дней в ее котле и уже выходит американским бургером, забывшим все другие языки и вкусы, а звучит еще более по-американски, чем сам американец, а кто-кто плавится всю жизнь, но остается бходжпурским литти[95]. Кто-то покрывается американской глазурью, а кто-то продолжает мазаться тростниковым гуром[96] и навозом. Какая-то дверь всегда открыта, а какую-то откроют, пожив взаперти, и внутренняя дверь будет пялиться наружу, как будто входная. Казалось, Мама разматывает по дому солнечный свет, как будто это рулон ткани, и повсюду разлетаются золотистые ворсинки. Везде сверкает и сияет