Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

Данте молчал.

— Тебя это беспокоит, Данте?

— Нет, не очень. Хотя, это неправда. Это действительно беспокоит меня. У тебя с ней есть что-то, чего нет со мной.

— И чего же?

Данте ничего не сказал.

— Нет никаких причин чувствовать угрозу с её стороны, Данте.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Да. Ты можешь спросить меня о чём угодно.

— Как думаешь, ты можешь быть бисексуалом?

— Я так не думаю.

— Я так не думаю — это не очень обнадеживает.

— То, что я чувствую к Кассандре, не является сексуальным. Меня не привлекают девушки в этом смысле. Но я обнаружил, что мне нравятся девушки. Что мне нравятся женщины. Они могут быть очень честными и ранимыми. И я думаю, что женщины чертовски приятнее парней.

Он кивнул.

— Думаю, ты прав. Просто дело в том, что… Ну… давай просто поговорим о чем-нибудь другом.

Девятнадцать

ИНОГДА Я ХОДИЛ К — Угольщику совсем один. Просто чтобы перекусить. Не знаю почему. Отчасти это была ностальгия по тому, что я там работал. И я по-прежнему там подрабатывал, когда они во мне нуждались. Но ностальгия была лишь одной из причин. Иногда у меня была глубокая потребность побыть одному. И у меня не всегда было время выезжать в пустыню. Поэтому я подошел к — Угольщику и купил бургер, несколько луковых колец и — Доктор Пеппер, а потом сидел в грузовике, ел и слушал радио.

В тот воскресный день, когда я подъехал к окошку, чтобы получить свой заказ, я заметил синий фольксваген Джины Наварро, припаркованный на стоянке. Поэтому я подъехал к ней и сказал:

— Эй, ты!

И она сказала:

— Ари! Что ты здесь делаешь?

— То же самое, что и ты. Пришёл съесть бургер.

— Ты один? — спросила она.

— О, да. Ну, я тоже точно не вижу у тебя полную машину людей.

Джина рассмеялась.

— На самом деле это одно из моих любимых занятий. Приезжать сюда, быть одной и слушать музыку. Я не всегда хочу быть рядом с другими людьми. Иногда я просто хочу быть собой. Просто быть. Понимаешь?

— Да, я действительно понимаю.

Мы оба улыбались.

— Я никому не скажу, — сказала она.

— Я тоже никому не скажу.

Мы замолчали. Я оставил её в покое. И она оставила меня в покое.

Я был погружен в свои мысли и наслаждался вкусом луковых колец, когда услышал гудок — Фольксвагена Джины. Отъезжая, она помахала мне рукой. Я помахал в ответ.

И мы оба улыбались.

Вот в чём фишка друзей. Каждый из них индивидуален. И каждый друг знает о вас что-то такое, чего не знают другие ваши друзья. Я думаю, часть того, чтобы быть друзьями, заключается в том, что ты делишься секретом с каждым из них. Секрет не обязательно должен быть большим секретом. Он может быть маленьким. Но делиться этим секретом — одна из тех вещей, которые делают вас друзьями. Я подумал, что это было довольно удивительно.

Я многое узнал о жизни в стране дружбы. Мне нравилось жить в этой стране. Мне это очень понравилось.

Между Живым и Умирающим Находится Любящий

Никто не просит о том, чтобы родиться. И никто не хочет умирать. Мы не приносим себя в этот мир, и когда нам придёт время уходить, решение будем принимать не мы. Но то, что мы делаем между днём нашего рождения и днём нашей смерти — это то, что составляет человеческую жизнь. Вам придётся сделать выбор — и этот выбор определит форму и течение вашей жизни. Мы все картографы — все до единого. Мы все хотим вписать наши имена на карту мира.

Один

МЫ С ДАНТЕ ЗАНОВО ОТКРЫВАЛИ ДЛЯ СЕБЯ слово — друг. Ты выучиваешь слово, знаешь его, оно твое — а потом ты снова выучиваешь это слово и узнаешь его снова, но по-другому. — Друг — это слово, в котором заключена целая вселенная, и мы с Данте только начинали исследовать её.

— Друг. Мы слишком небрежно употребляем это слово, — сказал Данте.

— Не знаю. Вот почему у меня их нет.

— Неправда. У тебя их столько, сколько ты сможешь выдержать. И я говорил не о тебе. Я говорю о большинстве людей.

— Ну, большинство людей не уважают слова так сильно, как ты. Точно так же, как большинство людей не уважают воду, в которой они плавают, так, как ты уважаешь её. Это что-то глубоко внутри тебя.

— Слова тоже глубоко внутри тебя, Ари.

— Недостаточно глубоко. Ни в коем случае. Это как когда ты читаешь мне стихотворение. Ты читаешь это так, будто сам его написал.

— Может быть, я просто несостоявшийся актер.

— Ты не притворяешься. Ты остаешься самим собой.

— Да, ну, я могу быть королем драмы.

Это заставило меня рассмеяться.

— В этом ты тоже очень искренен.

— Я не идеален, Ари. Ты всегда говоришь мне, что борешься со своими демонами. У меня есть свои собственные демоны. Я знаю, что тебе трудно любить — и все же ты любишь меня. Но любовь для меня тоже трудна — просто у нас разные трудности.

— Но я думаю, что у нас все отлично получается.

— Да, это так, Ари. Но на это требуется больше работы, чем я думал.

Я кивнул.

— Да, но я подумываю о походе — и ничто в этой поездке не казалось мне работой

Данте улыбнулся.

— Давай вернёмся туда, — в этот момент его глаза были безумными, живыми. А потом он сказал. — Когда ты собираешься снова заняться со мной любовью?

— Мы найдём способ.

* * *

Данте и я были студентами. Это то, что у нас было общим. Мы хотели учиться. Мы оба изучали слова и их значения, и мы узнавали, что слово — дружба не было полностью отделено от слова — любовь.

Мне было интересно, чем бы мы с Данте закончили. Я думаю, он тоже задавался этим вопросом. Станем ли мы друзьями? Станем ли мы любовниками? Или различия между нами превратили бы нас во врагов? Я хотел, чтобы мы были любовниками, потому что мне нравилось это слово. Это слово встречалось в некоторых книгах, которые я читал. Но у семнадцатилетних не было любовников — потому что мы не были взрослыми, а любовники есть только у взрослых. У семнадцатилетних был только секс, которым они не должны были заниматься, но это не имело никакого отношения к любви,