Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

— Вы должны поверить Ари, когда он сказал, что он не был умником в классе. Это был бы я. Я даже не знал, как звучит голос Ари.

— Что ж, по-видимому, в тебе произошли какие-то изменения, Ари. Давай выясним, к лучшему это или к плохому. И, Маркос, похоже, у тебя будет какая-то конкуренция. И я говорю не только об Ари. Я говорю о себе.

— Это что, соревнование? — парировал Маркос.

— Нет, Маркос. У вас с Ари нет общей цели. Веселье есть веселье, но не настаивай на этом, — она оглядела комнату. — Почему бы вам не помочь мне вложить немного человечности в ваши имена? Ивонна, давай начнём с тебя.

Мы ей понравились. Мы ей не нравились в том смысле, что она знала нас и мы были её друзьями. Мы ей нравились, потому что она наслаждалась своими учениками так же, как мистер Блокер наслаждался своими учениками. Они были одновременно игривыми и серьёзными — и всегда, словно повинуясь инстинкту, могли поддержать дискуссию, даже если она происходила спонтанно, и направить её в то русло, где начиналось настоящее обучение. На занятиях, подобных этому, мы не просто узнавали что-то о химии, английском языке, экономике или о том, как законопроект стал законом, мы узнавали что-то о себе.

* * *

После урока миссис Флорес, ко мне вместе подошли трое моих одноклассников. Один парень спросил:

— Эй, Ари, что с тобой случилось?

Я непонимающе посмотрел на него.

— Я имею в виду, что случилось со старым Ари? Тот, кто сидел там, социально отстраненный?

— Социально отстраненный? — я не помнил ни одного из их имен — я знал имя Елены, но только потому, что она давала показания от моего имени на уроке. И я понятия не имел, как они запомнили моё имя.

— Кстати, меня зовут Гектор, — он протянул руку для рукопожатия, что показалось мне немного странным. Он продолжил говорить.

— Социально отстраненный, например: Ари, который, казалось, всегда был связан с уроком, но понятия не имел, что классные комнаты — это социальная среда.

— Елена, почему у меня такое чувство, будто на меня нападают?

— Я понятия не имею, почему ты чувствуешь то, что чувствуешь.

— Ты морочишь мне голову.

— Это легкое искусство в общении с парнями.

Я так понял, что Елена была одним из тех милых людей, которым всегда приходилось говорить правду.

— Похоже, ты научился делать что-то непринужденное, — сказала она. — Или это неверное предположение? Старый Ари не знал, что существует такое выражение, как — расслабься.

— Новый Ари действительно умеет расслабляться. Но он не эксперт. Пока что.

Елена сказала мне, что на самом деле она не очень терпелива с парнями, потому что парни обычно ходят на ланч.

— Мы здесь, чтобы поприветствовать тебя в мире старшей школы. Заполненной студентами. Которые и есть люди.

— Значит, вы — комитет по приёму гостей?

— Вот именно! Самозванец. Добро пожаловать в среднюю школу Остина, Аристотель Мендоса, — она оглядела меня с ног до головы и сказала. — Даже в самые худшие дни ты, по крайней мере, радуешь глаз внешним видом. Но ты идиот.

— Елена, есть много причин, по которым кто-то может назвать меня идиотом.

— Тебе нужны мои доводы? Ты совершенно не обращал внимания на то, что нравишься людям, и тебе, казалось, было все равно. Ари, в прошлом году ты был избран принцем младшего класса на выпускном вечере. А ты даже не потрудился появиться.

— Я знаю, это звучит дерьмово, Елена, но я нахожу все это унизительным. Все всегда хотели, чтобы я был тем, кем я не был. Я бы просто умер, черт возьми, стоя у всех на глазах. Как я мог быть чьим-то другом, если я не знал, как им быть? Дело не в том, что я пытался сделать кого-то из вас невидимым. Я пытался сделать себя невидимым.

— Это душераздирающе. И в любом случае, сделать себя невидимым просто невозможно. У тебя есть сверхспособности или что?

Я посмотрел в глаза мальчику, который произнёс эти слова. Его глаза не так уж сильно отличались от моих.

— Ты был на некоторых моих занятиях в течение трех лет, — сказал я. — А я даже не знаю твоего имени, — я посмотрел на Елену и сказал. — Добавь ещё одну причину в свой список того, почему я идиот.

— Ты не идиот. Ну, по крайней мере, не больше, чем все мы, — он протянул руку. — Я Хулио.

Рукопожатие. Моё второе рукопожатие. И я вдруг испытал благоговейный трепет перед таким простым жестом. Мальчики не прибегали к таким жестам. Это делали только мужчины.

— Я Ари, — сказал я.

— Я знаю. Все знают, кто ты такой.

Наверное, вы могли бы сказать, что я потерпел неудачу в превращении в человека-невидимку.

* * *

Одна из наших учительниц, миссис Хендрикс, продвинулась в этом мире. Она была моей учительницей математики в девятом классе, а теперь вела курс биохимии для старших классов. Моя не совсем любимая тема. Я не был большим любителем науки. Однажды она отвела меня в кабинет директора, из-за того, что она назвала ссорой с другим парнем в коридоре после уроков. Я подумал, что — ссора — слишком громкое слово для того, чтобы сказать, что я ударил Серхио Аларкона прямо в лоб, потому что он назвал девушку, которая мне нравилась (или, по-видимому, девушку, которая, как мне казалось, мне нравилась) проституткой. На самом деле он использовал испанское слово — пута. Миссис Хендрикс сочувствовала ему, но она была из тех людей, которые не верили, что может быть какое-то оправдание тому, что другому парню разбили нос.

Когда я вошёл в её класс, она улыбнулась так, что это было наполовину естественно, наполовину принужденно.

— Что ж, мистер Мендоса, добро пожаловать в мой класс.

У неё была привычка называть всех учеников по фамилиям, добавляя мистер или мисс в качестве суффиксов. Она объяснила, что хотела почтить память своих учеников, обращаясь к ним так, как будто они уже стали взрослыми, или напомнить им, что взрослая жизнь — это цель. Если бы у неё была хоть капля наблюдательности, она бы поняла, что большинство из нас не считают взрослую жизнь целью, достойной достижения.

Не знаю, как некоторым учителям удается прилагать почти экстраординарные усилия, чтобы научить чему-то, и в то же время преуспевать в том, чтобы заставить своих учеников ненавидеть их. Для этого нужен настоящий талант. Ей бы хотелось, чтобы мы поверили, что мы никогда ни в чём не преуспеем без её помощи.

К нашей чести, мы