Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

люди не видели в нём самой очевидной вещи — у него благородное сердце. У меня было забавное чувство, что я всегда буду думать о нём как о друге. И ещё у меня было предчувствие, что это не последний раз, когда я вижу его.

То, как мир судил и недооценивал определенных людей — и выбрасывал их прочь, стирал их имена с карты мира, — так работала вся система. Возможно, сестра Дэнни точно знала, что делать перед лицом всех осуждений, направленных в её сторону, — помогать людям, когда можешь, и показывать миру пальцем.

Я не знал, почему я не знал этого о себе раньше. Во мне было что-то от бунтаря. В кои-то веки я обнаружил в себе черту, которую, по моему мнению, не нужно было менять.

Одиннадцать

МИСТЕР БЛОКЕР ЗАДЕРЖАЛ МЕНЯ ПОСЛЕ УРОКОВ.

— Что случилось с твоими костяшками пальцев? Они истекают кровью.

— Они столкнулись с парой парней.

— Почему ты делаешь с собой все это?

— Я ничего с собой не делал. Но я думаю, эти ребята думают, что я им что-то сделал.

Он бросил на меня взгляд.

— То, что мы делаем с другими…

Я закончил его фразу.

— Мы делаем сами с собой. Я уже слышал это раньше. Не думаю, что вы понимаете, что…

— Что, Ари?

— Что вы многое понимаете.

— Например, почему ты ввязываешься в драки, если у тебя есть ум и воображение, которые гораздо лучше, чем твои кулаки?

— Что заставляет вас думать, что я не использую свой интеллект и воображение, когда ввязываюсь в драку?

Мистер Блокер ничего не сказал. Затем он произнёс:

— Знаю, ты думаешь, что я ничего не понимаю в том, через что ты проходишь. Но в этом ты ошибаешься. — учитель что-то увидел на моем лице. — У тебя вид молодого человека, который хочет вышибить мне мозги, потому что ты на самом деле не веришь, что я что-то в тебе понимаю. И это выводит тебя из себя.

— Что-то в этом роде, — сказал я.

— Я вырос в Альбукерке. Жил в районе, в котором маленькому гринго было нелегко расти. Я не жалуюсь. Детям, с которыми я рос, приходилось труднее, чем мне когда-либо приходилось, и моя мать была достаточно умна, чтобы указать мне на это. Когда мне было тринадцать, я решил, что хочу быть боксером. Я присоединился к — Золотым перчаткам. Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, я знаю, что это такое.

— Конечно, знаешь. Когда мне было восемнадцать лет, я был боксером-чемпионом — Золотых перчаток. Просто чтобы ты знал, что ты не единственный парень в этом мире, который пускает в ход кулаки, чтобы помочь ему пережить трудные времена.

Как раз в тот момент, когда я возненавидел мистера Блокера, он сказал кое-что, что заставило меня снова полюбить его. Я ненавидел это.

Двенадцать

Я ПЕРЕДАЛ ЗАПИСКУ МИСТЕРА БЛОКЕРА медсестре, миссис Ортис.

— Он хороший человек, не так ли, мистер Блокер? Держу пари, он хороший учитель. — она опустила мои кулаки в маленькую ванночку, которую наполнила льдом. Медсестра трудилась надо мной, пока говорила.

— Да, — сказал я, — Это так. Он был у меня и в прошлом году. Хотя иногда становится немного назойливым. Мне это не нравится.

Я знал, что у меня на лице было страдальческое выражение.

— Лёд причиняет боль. Но оставь свои кулаки в нём. Я скажу тебе, когда ты сможешь их вытащить.

Это действительно было больно.

— Не будь таким большим ребёнком. Ты можешь справиться с тем, чтобы ввязываться в драки, и можешь справиться с небольшим количеством льда.

Она искала какую-нибудь марлю, и я знал, что женщина собирается перевязать мои кулаки. И все собиралась спросить: — Что с тобой случилось, Ари?

— О Боже, — сказала она, — Я только что поняла, кто ты такой. Ты сын Лилианы. Как только я увидела тебя, мне показалось, в тебе есть что-то знакомое. Ты выглядишь точь-в-точь как твой отец.

И тогда я сказал себе: — Но у тебя глаза твоей матери. И это именно то, что она сказала.

— Но у тебя глаза твоей матери. Я была лучшей подругой твоей мамы в начальной школе. С тех пор мы друзья.

Ей нравилось разговаривать. Любила ли она когда-нибудь поговорить?

— Просто расслабьтесь, я приведу вас в порядок, и вы будете великолепны, мистер Аристотель Мендоса.

Она улыбалась от уха до уха.

— Лилиана Мендоса. Какая замечательная женщина.

Тринадцать

Я СИДЕЛ ОДИН за обедом, а потом увидел, что они направляются ко мне: Кассандра, Сьюзи и Джина. Они сели, окружив меня. И я почему-то почувствовал себя в ловушке. Знал, что сейчас произойдет.

— Выкладывай, — сказала Сьюзи.

— Все спрашивают Джину: — Так что случилось с Ари? Он ввязался в очередную драку, не так ли?. И Джина подходит ко мне в коридоре и говорит: — Ари снова подрался. И вот я иду на следующий урок, а там парень по имени Кико, у которого синяк под глазом. Не то чтобы мы друзья, но ты меня знаешь, я должна была спросить, а он говорит: — Спроси своего друга Ари.

— И никто меня ни о чём не спрашивал. Никто ещё не знает, что мы друзья. Я бы хотел сказать, давайте оставим все как есть.

Я не мог сказать, была ли Кассандра раздражена.

— Но я действительно слышала, как группа vatos говорила, что какие-то парни подрались на парковке, и один из них попал в больницу с несколькими сломанными ребрами. Это твоих рук дело, Ари?

— Может быть. Или это может быть работа моего коллеги, некоего Дэнни Анчондо.

Кассандра сказала:

— Дэнни. Он отстает от нас на год. Один из немногих парней в этой школе, кто действительно разговаривает со мной. И он один из немногих парней, которых я уважаю. Очень милый парень.

— Мы согласны, — сказала Сьюзи. — Джина однажды встречалась с ним.

— Да, все прошло не очень хорошо. Но мы вроде как подружились. Его нелегко возненавидеть.

Я посмотрел на Кассандру.

— Мы взяли на себя пятерых парней. Этот, совершенно милый парень — прирожденный уличный боец.

— Ты справился с пятью парнями?

— Ну, я позаботился об одном из них до того, как Дэнни прибыл на место происшествия. Потом я взял двоих, и Дэнни взял двоих. Если ты собираешься затевать драку, то лучше знать, что, черт возьми, ты делаешь, иначе можешь оказаться в больнице с парой сломанных ребер.

Сьюзи смотрела на меня.

— Я знаю, тебе нравится драться. Но я не могу представить,