Там, где поют киты - Сара Харамильо Клинкерт

Но Канделария не ответила, потому что никогда не открывала глаза под водой. Вместо этого она легла на теплый камень и прикрыла их. На нее попали капельки воды, когда Факундо нырнул в ближайший затон, но она не стала возмущаться, потому что была уверена, что он сделал это нарочно, а она уже знала, что лучший способ справиться с насмешками — не обращать внимания. Вместо этого она постаралась сосредоточиться на вспышках света, проникавшего сквозь веки. Ей нравилось чувствовать солнце на коже, нравилось, как притупляются ощущения по мере того, как тело расслабляется. До нее доносился плеск воды, которую Факундо рассекал мощными гребками. От него по-прежнему летели в ее сторону прохладные брызги, но это не сердило, а наоборот, будило ностальгию. Она вспомнила Габи, вспомнила все те счастливые моменты, которые провела, плавая в воде. И ей очень захотелось броситься в ручей, но в тот же миг возникло воспоминание о неподвижном теле Тобиаса на поверхности пруда, и паника заставила ее остаться неподвижной на своем камне.

Канделария попыталась контролировать дыхание, чтобы совладать с мощным чувством, которое парализовало ее тело и до предела ускорило сердце, но на это потребовалось много вдохов и выдохов. Через некоторое время она поняла, что перестала слышать плеск. Она открыла глаза, чтобы убедиться, что Факундо тоже прилег на солнце, и увидела, что он плавает лицом вниз. Она несколько раз выкрикнула его имя с тревожным предчувствием, что сейчас заново переживет сцену смерти Тобиаса.

Она застыла на секунду, которая показалась ей вечностью, приглядываясь к безвольной неподвижности тела Факундо и прядям волос, медленно покачивающимся в такт течению. Она подошла к самому берегу, уже решившись прыгнуть, но, едва почувствовав прикосновение воды к ногам, отскочила и стала снова звать его. Ничего. Она попробовала еще раз, стараясь кричать погромче: «ФАКУНДО! ФАКУНДО!» Тогда она увидела, как он поднял голову и глотнул воздуха во всю глубину легких.

— Мне не нравятся такие шутки, — сказала она, глядя ему в глаза и мысленно считая: двенадцать, тринадцать, четырнадцать, и все, а дальше показалась первая слеза.

Он подошел к ней, осторожно, как тот, кто чувствует себя виноватым, и когда он расставил руки, Канделария принялась колотить его по груди кулаками. Факундо обхватил ее мокрым тяжелым телом. Он покрылся гусиной кожей, и Канделарии приятно было почувствовать его таким уязвимым. Ведь гусиной кожей тело защищается, думала она, и ей полегчало от мысли о том, что Факундо тоже нуждается в защите. Она перестала сопротивляться его объятию и подумала, как давно ее никто не обнимал.

После случая на ручье Канделария решила пообижаться на Факундо и обнаружила, что это верный способ завладеть всем его вниманием. Теперь это он звал ее на прогулки и приносил ей спелые манго. Он щекотал ей ступни, хоть и ворчал, потому что ноги у нее всегда были в земле, так что он заставлял ее мыть их в ведре с водой. Вечерами он просил ее поиграть с ним в ту игру, которой научил ее отец; она состояла в том, чтобы по очереди читать абзацы из любимых книг. Ее абзацы всегда оказывались лучше. Когда Факундо уезжал в деревню, чтобы связаться с лабораторией и отчитаться об исследовании дона Перпетуо, то возвращался груженный сладостями и подарками для всех.

— Для царицы-матери — резец с алмазной головкой, и пусть у всех камней откроются глаза. Для кардинальчика — бикини такого красного цвета, что все остальные кардиналы помрут от зависти. Для попугая — пилочка для когтей и клюва. Кстати, о доне Перпетуо, я должен вам сообщить очень важную новость. Присядьте и постарайтесь отнестись к этому спокойно.

— С анализами что-то не так? — спросила Тереса встревоженно.

— У него период депрессии. Некоторые птицы вырывают у себя перья, когда им грустно и одиноко. Это называется самоощипывание и часто наблюдается, когда они подолгу находятся в одиночестве в клетке или очень ограниченном пространстве. Одни это делают от нервов, другие от банальной физической скуки.

— Он умрет? — спросила Канделария, которая в последнее время была одержима мыслями о смерти всех на свете.

— Пока вроде бы попугаю ничего не угрожает, но, как я уже сказал, ему срочно надо найти пару. Но я хотел сказать не это. В общем, по результатам анализов я пришел к выводу, что дон Перпетуо на самом деле — донья Перпетуя.

* * *

Проделать отверстие в крыше теоретически неплохая затея, особенно когда посреди дома растет дерево манго. Но когда доходит до практики, начинаешь рвать на себе волосы. В прямом смысле слова. Забравшись на крышу, Факундо вначале осторожно постукивал по ней молотком, а под конец уже отчаянно рубил ее топором в приступе ярости, от которого рвал на себе волосы самым буквальным образом. Канделария впервые увидела, как он это делает. Он украдкой завел руку за ухо и дернул, не слишком близко к шее, но пониже макушки, чтобы не были заметны проплешины, которыми он награждал себя всякий раз, когда что-то выбивало его из колеи. Потом, глядя на клок волос в руках, он, похоже, почувствовал вину и от этого разволновался еще больше, что, в свою очередь, заставило его выдернуть еще прядь.

— Факундо, мы потом закончим, — крикнула ему Канделария снизу, как только сообразила, в чем дело, вот только она не знала, что, если бросить работу на середине, это усугубит его тревогу и ему еще больше захочется себя ранить.

Канделария забралась на крышу, чтобы как-нибудь ему помочь, и к концу дня им удалось проделать дыру, правда, попутно на куполе образовалась трещина, а из витражей кое-где выпали стекла из-за вибрации от ударов молотка. Факундо с Канделарией были все в поту и пыли, и он предложил сходить на ручей искупаться. Ей поначалу показалось, что это хорошая мысль, возможно, потому что мысль и в самом деле была хорошей, а возможно, потому что из-за жары она забыла о причинах, по которым в последнее время избегала воды. А может быть, она была готова продемонстрировать свои недавно выбритые ноги, такие гладкие и такие белые, что казались пластмассовыми. Она в первый раз надела красный купальник, тот самый, который должен был вызвать зависть у всех остальных кардиналов, но полюбоваться им никто не мог, потому что под свободной футболкой не было видно, как он на ней сидит. Она ненавидела треугольнички, закрывающие грудь, потому что они напоминали сдутые воздушные шарики.

Факундо нырнул в свой любимый затон, подняв бесконечное множество