Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

– А раньше?

– Один раз. Перед отъездом. Когда вызывали в КГБ, но тогда я не знал, что это он.

Долго молчали, потом она сказала:

– Как все странно…

– У меня послезавтра самолет. Я пришлю тебе вызов и буду вас ждать.

– «Вас»? – переспросила она. – Ты знаешь, что у меня сын?

– Я все про тебя знаю.

– О нет! – покачала она головой. – Боюсь, нет…

– И даже то, что он мог быть моим…

Она вдруг заплакала. Плакала долго, а он вытирал ей слезы и говорил что-то нежное и утешительное своим мягким, убаюкивающим голосом, отчего плакать становилось все легче и сладостней, как в детстве, когда выплакиваешь свою детскую горесть у матери на груди. Правда, такого сладкого детского плача Галина не знала, и вот теперь, уткнувшись в грудь единственного в мире человека, бравшего на себя всю ответственность за ее, Галинину, и ее сына судьбу, она не могла остановить потока, сама не понимая, каких, горестных или счастливых, слез.

– Не надо, не плачь… – У нас с тобой еще будут дети, не плачь…

– В сорок лет?.. – продолжала горевать Галина. – Ты представь, мне же уже сорок два года! Сорок два!..

– Пустяки… Ну о чем ты говоришь… У нас с тобой все еще впереди, малыш, – говорил он спокойно-уверенно, и она, уже заражаясь его уверенностью, все еще сомнительно качала головой, не в силах поверить в обернувшуюся явью мечту.

Отплакав, она осушила наконец глаза и снова улыбнулась.

– Ты так привязан к этой Америке? Тебе там хорошо?

– Я нашел там кусочек России. Настоящей России, утраченной здесь.

– И где же эта земля обетованная?

– Я живу в Джорданвилле, там православный монастырь, много русских. Там даже природа похожа… Пишу иконы. У нас есть издательство. Ты могла бы преподавать там церковнославянский, помогать издавать книги…

– В монастыре?

– Это же не Афон. Там есть женщины. Да и я не монах. Собираюсь наконец жениться.

– А Алексей?

Он понял, что она говорит о сыне.

– Он будет учиться в любом университете. Где захочет.

– Нет, это невозможно, – сказала она, подумав.

– Почему?

– Потому что… Это было бы слишком хорошо. Так не бывает. Я не рождена для счастья как птица для полета, – усмехнулась Галина. – Так в жизни не бывает. Таких сказочных вариантов… просто не может быть…

– Зачем же сразу говорить – нет? Мысль материальна… Разве мы не вправе, как обычные люди, мечтать, надеяться, желать счастья? Ведь Бог не противник человеческого счастья, если оно не заслоняет для человека Самого Бога.

– Скажи, я вот все думаю… все никак не могу понять… отчего ты не женился на мне тогда?.. Тебе не приходило в голову жениться на мне тогда?..

– Тогда… тогда я был маленький… я считал это неважным… Мне достаточно было того, что ты есть… А в каком качестве…

– Ты боялся за свою свободу?

– Мне не хотелось причинять тебе боли…

– Ты не готов был к верности, да?

– Кроме того… я был очень глуп, я хотел найти женщину без первородного греха, – сказал он с усмешкой.

– Как это? Что за чушь! – невольно воскликнула Галина. – В Адаме все согрешили… и первородный грех… я не понимаю… А!.. – вдруг осенило Галину и она покраснела. – Ты, наверное, имеешь в виду девственность?..

Нет, конечно, она не обиделась, да и на что? Она не была девственницей, когда они встретились. Кому это нужно, тогда казалось, и какая разница? Оказывается, разница была. И самое странное – разница была для него!..

– Как все удивительно… – сказала она наконец. – Нам привелось жить в эпоху, когда людям показалось, что они могут не обращать внимания и даже посмеяться над всеми прежними заповедями и законами, которыми жило до нас человечество. Но вот, оказывается, это не мы посмеялись над ними, а они над нами… Иначе это называется: Бог поругаем не бывает… И каждый из нас еще ответит за свой Содом.

Они снова замолчали.

– Я думаю, – наконец прервал молчание Сергей, – ценность брака по-настоящему начинаешь осознавать только в зрелые годы, наделав кучу непростительных ошибок…

– Я думаю, – перебила его Галина, – ценность брака для нашего поколения практически уже непостижима, как непостижима она будет и для наших случайно рожденных вне брака детей. И это настоящая, не осознаваемая большинством трагедия. Если бы ты знал, какая у меня тоска по настоящей семье!.. Которой у меня никогда не было и уже не будет!

– Ты опять все предрешаешь.

– Нет, я это просто знаю. Потому что действительно… слишком много грехов… и их надо искупать. Так не бывает, чтобы человек весь измазался дегтем, а ему бы за это еще и торт с пирожными подарили.

– Это ведь смотря как к браку относиться. Торт это или хлеб насущный, в котором Бог и грешнику не откажет. Для меня это – хлеб, а для тебя, по-видимому, пирожное… – сказал он, улыбаясь.

– Нет, – серьезно ответила Галина, – не так. Для меня и хлеб – пирожное…

– Ты это сейчас так сказала… аскетично, как столетняя монахиня, – по-прежнему улыбался Сергей.

– Ну что ты, милый… Нам с тобой до монастыря как до неба…

Они прожили вместе два дня и одну ночь. Она уже давно привыкла к такой краткости их встреч и не представляла себе иного, как у других людей, изо дня в день совместного существования. «Это было бы слишком хорошо. Так не бывает», – упрямо твердила она себе, чтобы не обольщаться неисполнимыми надеждами и больше не страдать, хотя вроде бы вот наконец сейчас они и могли бы исполниться. Но что-то, независимо от его убеждений и его желания, по-прежнему удерживало ее от веры в реальную возможность их брака. Горький опыт молодости научил ее не слишком доверять переменчивым желаниям. Что-то более непостижимое и властное, чем человеческие желания и чувства (древние сказали бы – рок, православные – Промысл Божий), определяли судьбу и жизнь.

Перед расставанием он подарил ей кольцо.

– Это в знак нашей помолвки, – сказал он, пытливо глядя ей в глаза.

Галина, все еще носившая на безымянном пальце обручальное Юрино кольцо, сказала:

– Теперь у меня два.

Сергей молча снял старое кольцо и надел на ее палец свое.

– Теперь у тебя одно. – И, помолчав, добавил: – Ты мне очень нужна. Ты даже не представляешь, как ты мне нужна.

Он крепко обнял ее, и они постояли так молча, тесно обнявшись, но и после его слов она все равно не верила до конца во все эти невероятные перспективы.

Он проводил ее, как и прежде, на Ленинградский вокзал, обратный билет она купила заранее, но они, разумеется, вспомнили, как договаривались с проводниками за три и за