Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

Однажды (это случилось после того, как Галина и Юра уже давно жили врозь) Алеша почему-то вспомнил всю кутерьму с переменой отчества и решил в этом вопросе разобраться.

Он пришел к Галине, сидевшей, как обычно, по вечерам над своими древними рукописями, и потребовал разъяснений.

Галина сперва испугалась, но не подала вида, сказав сыну, что, если он сбавит тон и успокоится, она постарается ответить на все интересующие его вопросы.

Алеша был хороший мальчик и вовсе не хам, и тон, разумеется, сбавил, но подростковый максимализм и ужасающая в этом возрасте прямолинейность разогрела бурлившие в нем страсти до кипения – он пожелал выяснить всю правду до конца и немедленно!

Поэтому он сказал с некоторой дрожащей угрозой в голосе:

– Я хочу знать, кто мой отец!

Галина сняла очки, внимательно посмотрела на сына и, выдержав паузу, спокойно произнесла:

– А разве ты этого не знаешь?

Эта простая фраза, сказанная матерью спокойным голосом, на мгновение его отрезвила, но он вновь упрямым тараном прорвался к главному своему вопросу.

– Тогда почему в детстве у меня было другое отчество? – напрямик спросил он Галину, и, застигнутая врасплох и ничего не сумевшая мгновенно придумать на ходу вразумительного, она решила, что теперь уж лучше говорить так, как оно есть.

– Хорошо, – сказала она сыну, – раз ты хочешь знать всю правду, это твое право, изволь. Юра действительно не родной твой отец.

Нет, на самом деле он не был готов к такой правде. Он дернулся, сглотнул слюну и напряженно, чуть заикаясь, спросил:

– А к-кто… родной?

– Его зовут, как и тебя, Алексей. Мы познакомились в Феодосии… Он художник… и жил там постоянно в маленьком домике с прекрасными розами… с мамой, бабушкой и сестрой… Они все были чудесные…

– Тогда, когда мы еще с папой ездили в Крым… ты уезжала в Феодосию… Это к нему?

– Да… к нему. Мне очень хотелось его увидеть.

– И – что? – спросил он по-прежнему напряженно.

– Тебя интересует, как мы встретились?.. У него очень милая жена… сын… Все хорошо.

– А почему вы не поженились… тогда?

– Я не могу тебе это объяснить, Алеша…

– Он тебя не любил? – продолжал допытываться Алексей.

– Нет, почему… Любил, конечно. Очень любил.

– А ты?

– Алеша… жизнь – очень сложная вещь… Понимаешь, не все так просто…

– Значит, не любила, – констатировал он.

Галина не стала возражать. Она вдруг очень устала от этого разговора, сознавая всю бессмысленность объяснений с человеком, который еще слишком мал, чтобы понимать отношения взрослых людей: мужчины и женщины. Но Алексей не унимался. Он должен был получить все ответы и решить все вопросы безотлагательно, здесь и сейчас, будучи абсолютно уверен, что все сложности люди придумывают тогда, когда хотят кого-то или сами себя запутать.

– А отца, – продолжал он пытать ее прокурорским тоном, – отца ты любила?

И чтобы покончить со всеми этими его бессмысленными вопросами, она ответила так же резко и определенно, как он спрашивал:

– Нет, я любила совсем другого человека!

– Как это? – вдруг опешил Алексей. – Как это? – повторил он снова. – Любила одного, родила от другого, замуж вышла за третьего? Как это?!

«В самом деле, какой кошмар!» – подумала Галина и вдруг ужасно рассердилась.

– По какому праву ты меня допрашиваешь? – разгневанно сказала она. – И не просто допрашиваешь, но, кажется, еще и судишь? Да что ты понимаешь, мальчишка! – Она с силой захлопнула лежащую перед ней толстую тетрадь и отошла к окну.

Потоптавшись на месте, Алексей повернулся и молча вышел из комнаты.

Она стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу. За окном барабанил безнадежный и бесконечный, как петербургская осень, дождь. Неуютно чернел в ночи ее любимый Таврический сад, внизу нескончаемым потоком куда-то, как всегда торопливо, неслись, повизгивая на поворотах, мокрые автомобили. Боже мой, какая тоска! О Господи, только этого еще не хватало – ссориться с сыном! Надо пойти объясниться. Сейчас, когда она осталась одна, ей нельзя портить отношения с Алешей, терять его доверие. В его возрасте все воспринимается болезненно и… неправильно. Она вспомнила себя, свой максималистски неправедный суд над матерью и бабкой и ужаснулась. Не хватало только, чтобы он раз и навсегда осудил ее так же, как она раз и навсегда осудила своих родных! О нет, нет, только не это!..

Она повернулась, чтобы идти к Алексею, но он сам вновь без стука открыл дверь в ее комнату и с порога спросил:

– Скажи, пожалуйста, а как фамилия моего родного отца?

Этот бесхитростный вопрос оказался для нее роковым. Она не знала фамилии отца Алеши. Тогда – не спросила, это было неважно. Потом – тем более. Да, правда, было письмо от его бабушки, и она, отвечая ей, какую-то фамилию написала. Но… во-первых, она ее сразу же забыла, конверт с письмом давно выбросила, а во-вторых… у них с бабушкой скорее всего были разные фамилии… Что же ей делать? Придумывать, сочинять мифическую фамилию, а потом снова краснеть, когда выявится ее ложь?

И Галина честно сказала.

– Я не знаю.

– Как это не знаешь?! – взвизгнул Алексей. – Рожаешь ребенка и не знаешь фамилию его отца? Неизвестно от кого?.. Ну знаешь!

Он с грохотом хлопнул дверью и выбежал на улицу, в осенний петербургский холодный дождь, хуже которого бывает только такой же холодный петербургский мокрый снег.

«Ну вот и все, – думала Галина. – Это – конец». Она не знала, что делать, что теперь будет с ней, с Алешей, с их отношениями, с их жизнью… Позвонить Юре? Да, да, конечно, пусть он, он мужчина, пусть поговорит, ведь это… в конце концов это просто глупо!.. Да, но не для него, для него сейчас мир рушится, мировая гармония, оттого что мама забыла (или не знала) фамилию его родного отца, гамлетовски распадается на части. О, этот дурной переходный возраст, когда ребенок уже не ребенок и еще не взрослый, которому можно все объяснить… Она набрала номер телефона Юриного приятеля. Господи, хоть бы он был дома и трезв!..

– Галина Сергеевна?.. А Юра здесь больше не живет, – ответил неуверенно приятель. – Ну, я не знаю… Он мне не докладывал. Сказал только, что нашел какое-то пристанище без уточнений… Да, да, конечно… непременно… Сразу же, как узнаю… Непременно сообщу.

Галина повесила трубку. Вот и расплата. За всю ее неправильную, блудную (от слова заблуждаться) жизнь. За все ее добрачные романы, за рожденного ребенка без отца и другого, не рожденного, а… теперь это и вымолвить страшно, как это называется теперь… За измену…