Саратон, или Ошибка выжившей - Светлана Стичева

Олег сжал кулаки и заплакал. Он не мог объяснить почему, только плакал потом каждый день от тоски и предчувствия. Бабушка беспрерывно ворчала, отец опять был в разъездах. Олег спасался книгами. Перечитав все детские, он принялся за журналы, стопкой лежавшие на журнальном столике в зале. Кое-что он не понимал и со скукой пролистывал, но опять возвращался, когда читать становилось нечего. После журналов он только-только добрался до книжного шкафа со взрослыми книгами, как вдруг появился Аркадий.

Какое дурацкое имя! И сам весь дурацкий, крикливо-рассерженный. Но самое главное – мама теперь была всегда только с ним. Она рассеяно проводила рукой по макушке Олега и спрашивала: «Посидишь немножко с Арканей?», а сама уходила на кухню, где они с бабушкой громко звенели посудой. Больше Олега никто не укладывал, его просто выталкивали в спальню, когда наступала пора ему спать, показав один раз, как надо складывать вещи, раздевшись. И зарывшись под одеяло, он опять тихо плакал, оставленный и одинокий. Он чувствовал, что мешает, что маме не до него, но не в силах смириться с потерей, беззвучно выкрикивал в стену: «Ты же мне обещала! Что не бросишь и будешь любить больше всех! Ты обманщица, врунья, подлая врунья! И раз так, то и ты мне теперь не нужна!»

Он осунулся и замкнулся. Дом, совсем недавно родной и уютный, превратился в нервозный и неустроенный, с раздражёнными голосами и кислым запахом. Олег начал выходить на улицу. Он прибился к стайке дворовых мальчишек, и его на удивление быстро приняли, чтобы было кому стоять на воротах в футболе. Олег приходил домой с разбитым лицом и коленками, в майке с зелёными разводами и был даже рад, когда его отгоняли от брата: «Ой, куда ж ты такой грязный, Олег! Ну-ка в ванну бегом!»

В августе бабушка ненадолго уехала, а когда вернулась, состоялся семейный совет.

– Школа у нас очень хорошая, даже не сомневайтесь. И предметы, и учителя. Татьяна Ивановна, та, что первый класс набирает, моя подруга. Я уже отнесла документы. А какая у нас библиотека! А, Олежек! Будет тебе, что почитать.

Олег всё ещё не понимал. Он растерянно переводил глаза с папы на маму, у которой в глазах были слёзы.

– Понимаешь, сыночек, – сказала мама, – Арканя родился слабеньким, ему нужен сейчас такой специальный уход. И массаж, и компресс, и купания. И лекарства готовить из трав, и еду такую, чтобы без аллергии. А тебе надо в школу, учиться, уроки и всё такое. Первый класс – самый важный! Это только на время, только на год, а потом ты вернёшься, и вы будете уже вместе играть. Летом папа обещает свозить нас на море! А у бабушки – там интересно. Там, напротив, живёт собака! Помнишь, ты говорил про собаку? Она добрая и не кусается, её можно брать у соседа гулять. Ох, да что ж там опять такое?!

Мама вскочила и метнулась в комнату, откуда раздался настойчивый плач. А Олег испытал облегчение от того, что сладко-притворное выражение маминого лица сменилось на искреннюю озабоченность плачущим братом. Всё понятно. Кто теперь самый любимый. А ему просто врали. И что любят, и что навсегда.

Через год никто не поехал на море, и как само собой разумеется, он остался на лето у бабушки, а потом пошёл во второй класс в той же школе. И немного скрашивала горечь предательства лишь огромная школьная библиотека, которая почему-то вмещала в себя и детскую, и взрослую литературу. Открыв для себя Жюля Верна, Александра Дюма, а затем и других писателей, Олег надолго потерял интерес к реальному миру, и очнулся только накануне выпускного, когда пришло время определяться, куда поступать.

– А сейчас ты с ними общаешься? – спросила я, когда Олег вздохнул и откинулся на спинку стула, чуть расслабившись после не простого рассказа.

– Да, общаюсь, с Арканей. Он прикольный в итоге получился пацан. Закончит свою филологическую магистратуру – возьму его к себе редактором. Я ведь думаю своё издательство открывать.

– А с родителями? – осторожно спросила я.

– Папа умер, когда я учился в девятом. Погиб на объекте, несчастный случай. Жанна Евгеньевна почти сразу же вышла замуж, живёт где-то у мужа под Минском. Арканя с ней переписывается, иногда ездит в гости.

– А ты?

– Я передаю через Арканю привет.

Олег сказал это спокойно, но я слышала в голосе нотки печали.

– На самом деле, я её давно простил. Она просто женщина, она мать. Она действовала на инстинктах, а я был слишком маленький и не понимал. Только вот не могу я с тех пор избавиться от нетерпимости ко лжи и вранью. Раз столкнувшись, вычёркиваю человека из жизни. Из-за этого мне сложно сближаться с людьми. На меня прям накатывает – ничего не могу с собою поделать. Так и с тобой получилось. Я три дня потом ходил не в себе, порывался вернуться и всё объяснить, а потом встретил вдруг Федю Орлова. И купили мы с ним тогда пива – у него были свои причины – и изрядно надрались, хоть я этого и не люблю. Федя тоже был удивлён. Он такого прекрасного о тебе мнения. Кстати, он тогда мне сказал: «Успокойся, сходи к ней ещё раз и нормально поговори, ты ведь даже не выслушал, в чём причина». А я вдруг подумал, что отчего-то боюсь услышать эту причину. Вдруг бы снова какой-то условный Аркадий победил меня в твоём сердце. Да вот хоть бы и Федя Орлов. Мне порой казалось, что ты на него смотришь как-то особенно. Да, вот так: иногда выбираешь ничего не услышать, чем услышать отказ. Вот такой я дурак!

Олег резко вскочил со стула, и я вскочила следом за ним, испугавшись, что он сейчас выйдет и хлопнет дверью в порыве, как в прошлый раз. Но он протянул ко мне руки:

– Что, Полина, примешь меня такого?

Я глотнула воздух и шагнула ему навстречу, обняла за шею руками и уткнулась носом в ключицу.

– Мой, родной! – это всё, что смогла я сказать.

А на следующий день мы с Олегом поехали в пригород, в находившийся там онкологический стационар. Всю дорогу я сидела молча, вжавшись в большое кожаное кресло переднего сиденья автомобиля Олега, и теребила ремень безопасности, всё ещё приходя в себя от полученной накануне ошеломительной новости. Мы подъехали к старому серому зданию, окруженному заснеженными кедрами и елями, и зашли в узкий больничный коридор. Здесь пахло едкой хлорной