Книга Гусыни - Июнь Ли

– Что, например?

– Например, покончит с собой, – предположила я.

Мой ответ ошеломил и Микера, и меня саму. Фабьенна была последним человеком, который решился бы добровольно расстаться с жизнью. И все же у меня не было другого выбора, кроме как постараться, чтобы это прозвучало убедительно.

– Она легко может это сделать.

Микер посмотрел на свои руки, свисающие между коленей.

– Возможно, вам следует поговорить с миссис Таунсенд.

– Она не поймет.

– Вы должны хотя бы попытаться, – сказал он, больше не глядя мне в глаза. – Не думаю, что я смогу вам помочь.

Он говорил так только потому, что с его точки зрения это было правильно. Взрослые часто испытывают необходимость говорить правильные вещи. Благодаря этому они не чувствуют себя виноватыми из-за того, что усложняют жизнь другим, особенно детям. Я выпрямила скрещенные ноги, придвинулась поближе к Микеру и положила ладонь на его огромное колено.

– Конечно, сможете, – сказала я. – Никто другой мне не поможет.

Он уставился на мою ладонь, но не убрал ее.

– Если вы хотите вернуться домой, то должны сказать миссис Таунсенд. Вы слишком юны, чтобы самой принимать такое решение.

– Она меня не отпустит, – сказала я. – Кроме того, я достаточно взрослая, чтобы писать книги.

– Это другое.

– Я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, – продолжила я.

Микер поднял глаза. «Наконец-то удалось привлечь его внимание», – подумала я.

– Например, если бы вы сейчас предложили мне выйти за вас замуж, я бы согласилась. Тогда миссис Таунсенд больше не смогла бы называть себя моей опекуншей, поскольку моим опекуном могли бы стать вы. Знаете, этот мой друг-почтальон однажды сделал мне предложение, но я ему отказала.

Я подумала, что это в каком-то смысле не полная ложь. Месье Дево предложил Фабьенне стать его любовницей и легко мог предложить это мне, а не ей. А между любовницей и женой не такая уж большая разница.

Загорелое до медного оттенка лицо Микера стало темно-красным.

– Нет, я не имею в виду, что вы на самом деле должны сделать мне предложение, – поспешила успокоить его я. – Вы не из тех, кто женится. И я тоже. Но вы мой единственный друг здесь, и мне нужна ваша помощь.

Он резко встал.

– Вам действительно следует вернуться в дом. Мне нужно работать.

– Вы поможете мне?

Он молча покачал головой.

– Но я здесь так несчастна, что предпочла бы умереть, – сказала я. – Подумайте об этом. Если бы ваш друг попросил сделать то, что спасет ему жизнь, вы бы отказали?

♦

«Микер еще может передумать», – убеждала себя я, когда он ушел в свою сторожку. Я взяла кисть и побелила еще одно дерево. «Когда он вернется, я снова буду его умолять», – подумала я, но он все не возвращался. Я покрасила несколько деревьев, и мне надоело ждать. В сад стали выходить девочки. Я понюхала свои руки и решила, что мне не нужно их мыть перед тем, как я присоединюсь к остальным у пруда.

Чуть позже я увидела, как Микер идет по дорожке к дому. Роуз, показывавшая мне новый браслет, который мать прислала ей через лондонского ювелира к балу по случаю окончания учебного года, удивилась, когда я побежала за Микером. Я сказала ей, что мне нужно срочно с ним кое о чем поговорить.

– Пожалуйста, подумайте еще раз, – обратилась я к Микеру, когда догнала его. – Вы мой единственный друг здесь.

Он остановился.

– Я не в том положении, чтобы заводить здесь с кем-либо дружбу, – сказал он. – Я не ваш друг.

– Но я считаю вас другом.

Он повторил, что никогда не был моим другом и никогда не считал меня своей подругой. В его словах прозвучала такая категоричность, что я отшатнулась. Микер, как и Жак, должен был быть мягким, понимающим, не говорить и не делать ничего, что могло бы причинить мне боль. Я хотела возмутиться, но он, виновато кивнув, ушел и оставил меня у кустов азалии одну.

«Завтра… – сказала я себе. – Завтра попытаюсь еще раз».

Но на следующий день его в саду не было. Перед ужином Каталина зашла ко мне в комнату якобы для того, чтобы подарить мне хрустальную булавку к блузке.

– Кстати, Касуми просила передать тебе, что Микер больше не работает в Вудсвэе.

Я резко отвернулась от зеркала.

– Что?

– Она сказала, что до тех пор, пока она не найдет нового человека, тебе нельзя выходить в сад одной.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему она уволила Микера?

Каталина пожала плечами:

– Видимо, у нее были на то причины.

– Он уже уехал?

– Не знаю. А что?

– Мне нужно сейчас же с ним увидеться.

– Ой, не глупи. С минуты на минуту ударит гонг.

– Я знаю, почему он не нравится Касуми, – сказала я. – Ей невыносима мысль, что он мой друг.

Каталина рассмеялась, как будто я удачно пошутила.

– Не говори так при остальных.

– Но это правда. Мы с Микером близки. Мы даже говорили о том, чтобы пожениться.

– Нет!.. Ты серьезно? Вот почему ты устроила все так, чтобы видеться с ним каждый день?

Мы с Фабьенной хотели стать выдающимися фантазерками. Мир часто был неудобен или равнодушен к нам, и именно наша изобретательность делала неудобство или равнодушие интересным: мы бегали, и жгучая крапива оставляла на наших ногах кровавые следы, но мы притворялись, будто это царапины от ногтей девочек, жаждущих нашего внимания; мы переходили реку вброд, и к нашим ногам присасывались пиявки, приставучие маленькие создания, которые для нас были такими же, как большинство мужчин, которые лишь притворяются, что у них есть хребет. Ягоды, наполнявшие наши голодные желудки, порой могли оказаться ядовитыми. Однажды, когда нам было по семь лет, мы объелись какими-то темно-красными плодами и решили, что к концу дня умрем – эта перспектива не только не напугала нас, но и привела в восторг, и мы отправились на кладбище искать свободное место между надгробиями и после долгих поисков облюбовали участок земли, где нас вместе похоронят. Но мы выжили. Мы всегда выживали, потому что вместо нас умирали другие: мать и сестра Фабьенны, мой брат, маленький мальчик, которому мы однажды подставили подножку в переулке и который скончался на следующий день от какой-то болезни; свиньи, коровы, козы, куры и кролики, только что вылупившиеся птенцы, выпавшие из гнезда, кузнечики после заморозков, жена месье Дево, чья смерть заставила его обезуметь от желания к Фабьенне, сам месье Дево, который, несомненно, тоже умрет намного раньше нас. Вопреки тому, чему нас учили в школе, тяжелая жизнь не сделала нас добродетельными; самая тяжелая жизнь была самой скучной и беспросветной. Как еще мы