Книга Гусыни - Июнь Ли

меня, еще крепче сжала мои плечи маленькими пухлыми руками, сильными, как стальные тиски. Я охнула, но больше от потрясения, чем от боли. Мы с Фабьенной приучили себя терпеть любую боль.

– Послушай, – снова зашипела миссис Таунсенд. – Не смей испытывать мое терпение подобным образом.

Она резко встряхнула меня. Сквозь блузку я чувствовала ее ногти, но меня больше напугало ее лицо, которое, оказавшись так близко, совсем не походило на человеческое. Я выросла в сельской местности и всегда знала, что даже самая добродушная корова может без всякой причины рассвирепеть, а смирный пес – взбеситься.

– Если не научишься мне подчиняться, то останешься ни с чем и станешь никем, – проговорила она. – Ты понимаешь?

Я промолчала. Она встряхнула меня еще раз.

– Ты понимаешь?

– Я хочу домой, – выдавила я.

– Это невозможно. Позволь напомнить тебе, что по договоренности между мной и твоими родителями ты будешь учиться под моим руководством целый год.

– Я хочу домой, – повторила я.

– Молчать! – приказала миссис Таунсенд.

– Тогда я скажу журналистам, что не писала ни одной из своих книг. Что их написал почтмейстер из моей деревни. Я скажу журналистам, что ненавижу свою жизнь в этой школе, но вы заставили меня писать книгу под названием «Аньес в раю». И скажу, что вы пишете ее за меня.

Миссис Таунсенд долго таращилась на меня, прежде чем отпустить. Она вернулась на свое место и привела в порядок тетради и листки после утреннего урока. Когда она снова подняла на меня взгляд, ее лицо было гладким, как фарфоровая тарелка.

– Не думаю, что ты чего-то добьешься, если солжешь прессе.

– Это не ложь. Я буду говорить правду.

– Но у нас есть множество доказательств того, что ты отъявленная лгунья, не так ли? Ты сказала Микеру, что несчастна здесь, хотя я и все остальные девочки делали все возможное, оказывая тебе теплый прием и считая тебя особенным членом семьи Вудсвэя. Ты сказала Микеру, что хочешь вернуться к своей подруге, но на самом деле тебе не терпится вернуться к ее брату, не так ли? Ты просто используешь ее как предлог. С кем ты не можешь расстаться, так это со своим дружком из деревни, который для тебя важнее карьеры.

– Меня не волнует карьера, – сказала я. – Можете забрать ее себе.

Миссис Таунсенд шумно вздохнула. Мне показалось, что она борется с желанием запустить в меня чем-нибудь тяжелым – пишущей машинкой, которая стояла у нее на столе, или бронзовым пресс-папье в форме Будды. Когда она снова заговорила, ее голос стал елейным, холодным и вкрадчивым.

– Аньес, не думаю, что ты достаточно хорошо понимаешь ситуацию, чтобы говорить о своей карьере. Зачем разрушать то, что ты так усердно строила? Скоро мы закончим «Аньес в раю», и ты получишь все внимание, которого заслуживаешь. Ты многому здесь научишься, и тебе гарантировано блестящее будущее независимо от того, останешься ты в Англии или вернешься в Париж. Подумай обо всем, чего ты можешь достичь под правильным руководством. Подумай обо всем, что я могу для тебя сделать.

Четыре месяца назад это будущее показалось бы мне заманчивым, поскольку я поверила бы каждому слову миссис Таунсенд. Тогда невежество давало мне право надеяться.

– Я хочу домой, – сказала я.

Если миссис Таунсенд не разрешит мне уехать, я буду повторять это каждому встречному. Я стану похожа на тех детей из сказок, которые, лишившись человеческого облика и превратившись во что-то другое – в птицу, лису или дерево, – никогда не оставляют попыток доказать, что когда-то у них было человеческое сердце.

– Дорогая Аньес, вынуждена повторить: ты совершаешь карьерное самоубийство.

– Мне все равно.

– Ты можешь опоздать на обед. Почему бы тебе не пойти в столовую? Скоро я присоединюсь к вам.

– Я хочу домой, – повторила я.

– Ну же, беги на обед, – улыбнулась она. – Поговорим позже. Мне нужно многое обдумать.

♦

– Я написала месье Шастену, – сказала миссис Таунсенд на следующий день, когда вызвала меня к себе. – Думаю, тебе следует прочитать письмо, прежде чем я его отправлю.

Она протянула мне письмо. В нем она с сожалением сообщала месье Шастену, что, хотя я и добилась успехов в Вудсвэе, моя успеваемость оказалась неудовлетворительной. «Как вы понимаете, воспитание Аньес отразилось не только на ее наружности, но и на манерах, которые не поддаются описанию. Я сделала все возможное ради их исправления. Однако Аньес не выказала приписываемого ей природного ума и таланта, и все мои усилия передать ей знания и мудрость, необходимые для будущей писательской карьеры, не увенчались успехом. Она научилась немного говорить по-английски, и ее французский улучшился, но, проведя с ней почти пять месяцев и посвятив ей больше времени, чем любой другой ученице, я пришла к неутешительному выводу, что первоначальной истории о том, что она вундеркинд из бедной семьи, нельзя доверять полностью. Так, некоторые слова Аньес пролили новый свет на ее отношения с бывшим деревенским почтмейстером, чье имя вы великодушно упомянули в предисловии к ее первому роману и напечатали на обложке этой книги. Возможно, она использовала месье Дево в значительно большей степени, чем мы могли предположить. Пожалуйста, поймите, я сообщаю вам это конфиденциально. Я понимаю, что осенью выйдет ее вторая книга, поскольку первая продолжает привлекать внимание. Уверяю вас, что сохраню это профессиональное мнение между нами. Тем не менее стало ясно, что время, впустую потраченное мной на нее, не поспособствуют ее писательской карьере. И что еще хуже, ее характер не только затрудняет мою работу и препятствует занятиям других моих учениц, но и самой Аньес мешает даже в большей степени, чем ее наружность и манеры. Я чувствую себя обязанной предложить, чтобы мы завершили ее обучение в школе раньше, чем изначально планировали».

И еще несколько абзацев в том же духе – о порядке и предполагаемых датах моего возвращения в Сен-Реми. Она не оставила месье Шастену возможности не согласиться с ее предложением.

– Итак? – спросила миссис Таунсенд, когда я вернула ей письмо.

Я молча пожала плечами.

– Еще не поздно образумиться, – сказала миссис Таунсенд. – Как только письмо будет отправлено, ты уже не сможешь передумать.

– С чего бы мне захотелось передумать? – спросила я.

– Я думала, что, выспавшись, ты начнешь рассуждать более здраво. Ты не можешь быть настолько глупа или я снова ошибаюсь?

Я покачала головой. Мне хотелось вернуться домой, и теперь это стало реальным. Обретенная возможность спастись не принесла мне той радости победы, которую я испытала бы, если бы мне помог Микер. И все же это было спасение.

– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила миссис Таунсенд.

– Думаю,