Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки

менее тон задает скромная эстетика чайной церемонии. Пожалуйста, не прячьте красоту своего алмаза. Нет никаких причин скрывать его сияние от наших гостей, главный ресурс которых – нефть. Да и откуда нам знать: может, камень госпожи Ямани – просто большой кусок хрусталя. В любом случае, он блестит не так ярко, как ваш.

Господин Ямани тут же рассмеялся и сказал:

– Как вы проницательны: увидев хрусталь, вы его тут же распознали.

Он говорил по-японски! Я была поражена. Реплика министра означала, что он не только уловил скрытый смысл, который я вкладывала в свои слова (притом что я говорила на родном языке, а большинство моих соотечественников считают, что иностранцу выучить японский язык практически невозможно), но и сумел быстро, остроумно и добродушно парировать. Какой незаурядный ум! У меня было такое чувство, будто я скрестила шпаги с мастером фехтования.

Я так и не узнала, настоящим был тот алмаз или фальшивым.

Осакская Всемирная выставка закончилась 30 сентября 1970 года. И теперь я, наконец, могла пройти следующий обряд инициации и «перевернуть воротничок» – превратиться из майко в гэйко. Пришла пора повзрослеть.

Я спросила у мамы Масако:

– Я слышала, чтобы подготовиться к эрикаэ, нужна куча денег. Столько новых кимоно и аксессуаров. Чем я могу помочь?

– Ты? Да ничем. Все расходы покрывает окия, так что просто предоставь это мне.

– Но все мои клиенты спрашивали, сколько они должны дать на мою церемонию эрикаэ, а я говорила, что не меньше трех тысяч долларов. Значит, это было неправильно? Как неловко вышло.

– Нет, Минэко, все в порядке. Твои постоянные клиенты рассчитывают сделать свой вклад. Это часть традиции, и им это приятно. Потом они смогут похвастаться своим взносом перед друзьями. Не тревожься. Как говорила тетушка Оима, «денег слишком много не бывает». Хотя, должна сказать, что ты маловато с них берешь.

Понятия не имею, откуда я взяла эту сумму. Подобные фразы просто соскакивали у меня с языка.

– Тогда, пожалуй, пусть все идет как идет. Посмотрим, что будет.

По словам мамы Масако, клиенты пожертвовали на мое эрикаэ небольшое состояние. Точных цифр я так и не узнала.

1 октября мне сделали прическу сакко, которую майко носит в последний месяц своей карьеры. 1 ноября, ровно в полночь, мама Масако и Кунико срезали ленту, которая держала пучок у меня на макушке. Так я перестала быть майко.

Большинство девушек во время этой церемонии испытывают сильную ностальгию и прилив эмоций, но меня она не особенно тронула. Я окончила карьеру майко с такими же смешанными чувствами, с какими и вступила на этот путь – только совсем по другим причинам. Я, как и прежде, обожала свою профессию танцовщицы. Но была недовольна старомодными и консервативными правилами, согласно которым организована вся система обучения и работы гэйко. Еще подростком я всегда высказывала свое мнение напрямик и не раз ходила с жалобами в Кабукай. Прежде моих соображений никто всерьез не рассматривал. Может, теперь, когда я стала взрослой, они прислушаются?

Чтобы подготовиться к эрикаэ, я взяла выходной. День выдался морозный. Мы с мамой Масако сидели у жаровни и добавляли последние штрихи к моему новому ансамблю.

– Мама?

– Да?

– Да так, ничего.

– Что значит «ничего»? Что ты хотела сказать?

– Да так, не обращай внимания. Я просто подумала…

– Что ты подумала? Не тяни, это раздражает.

Я не пыталась ее томить – просто никак не могла собраться с духом.

– Не знаю, может, об этом говорить лучше не с тобой.

– Но я ведь твоя мать.

– Я знаю, и я очень уважаю тебя, когда дело касается работы, но здесь другая ситуация. Я не знаю, стоит ли мне говорить об этом.

– Минэко, я Фумитиё Ивасаки. Можешь спрашивать у меня что угодно.

– Но все мужчины, с которыми у тебя были отношения, похожи на старых сушеных кальмаров. А когда они тебя бросают, ты стоишь, обнявшись с фонарным столбом у продуктовой лавки, и плачешь. Это такой стыд. Все соседи видят тебя и говорят: «Бедную Фумитиё опять бросили».

Это была чистая правда. Маме Масако было сорок семь, и у нее так и не появилось стабильных отношений. Ничего не изменилось. Она по-прежнему постоянно влюблялась, и мужчины по-прежнему отдалялись от нее из-за ее язвительного языка. И она действительно держалась за фонарный столб и рыдала. У меня полно свидетелей.

– Так говорить жестоко. Видимо, не одна я здесь с дурным характером. Но хватит обо мне. Что происходит с тобой?

– Я просто хотела узнать, каково это – влюбиться.

Ее руки замерли, а тело напряглось.

– А что, Минэко? Ты кого-то нашла?

– Может быть.

– Вот как? Кто он?

– Мне больно об этом говорить.

– Если ты скажешь, боль уйдет.

– Мне больно даже подумать о нем.

– Похоже, дело серьезное.

– Ты так думаешь?

– Я хотела бы с ним познакомиться. Может, ты нас представишь?

– Ни за что. Во-первых, ты совершенно не разбираешься в мужчинах. А во-вторых, ты можешь попытаться его у меня увести.

– Минэко, я не Яэко. Обещаю, что ни за что не буду крутить ни с одним из твоих кавалеров.

– Но ты всегда так прихорашиваешься, когда идешь на встречу с мужчиной. Если я соглашусь вас познакомить, ты можешь пойти в своем обычном виде?

– Да, дорогая, конечно. Если так тебе будет спокойнее, я пойду в повседневной одежде.

– Ну тогда я подумаю, что можно сделать.

Мы закончили приготовления к моему переходу из майко в гэйко.

Ритуал эрикаэ состоялся 2 ноября 1970 года, в мой двадцать первый день рождения.

Первое кимоно, в котором я перешла в статус гэйко, было официальным – из черного шелка, с гербами и узором из нарисованных в технике батика и вышитых раковин. Шелковый оби – с красным, синим и золотым геометрическим узором на белом фоне.

Мы заказали еще два кимоно, которые я должна была носить в первое время. Одно было из желтого шелка с вышитыми золотой нитью фениксами и оби – из ржаво-киноварной парчи с узором из пионов. Другое – из блекло-зеленого шелка с вышитыми золотом соснами и императорскими колесницами, и оби – из черной парчи с хризантемами.

Теперь к моему нагадзубану пришили белые воротнички, и это значило, что мои полудетские качества майко остались в прошлом. Я стала взрослой. Пора было брать на себя ответственность за свою жизнь.

Примерно в это время доктор Танигава сделал мне очень волнующее предложение. Кунихито Симонака, директор издательства «Хэйбон», хотел посвятить целый номер своего журнала «Сан» истории и традициям Гион-кобу. Доктор Танигава порекомендовал господину Симонаке