Общество самоубийц - Рэйчел Хэн

хотел заявить о себе. А кто-то — поэты, мученики, идеалисты, люди принципа — верил, что борется за идею, за фундаментальные права человека. «Они-то и есть главные эгоисты. Вроде отца», — решила Лия.

Жизнь ее стала напоминать какой-то странный сон.

На следующем сеансе ухода Джесси не спрашивала Лию ни про Наблюдателей, ни про человека, который в прошлый раз взбудоражил всю клинику, — вообще ни о чем, имеющем отношение к жизни Лии. Ее интересовали только практические моменты, связанные с телом Лии. Лия подумала, не спросить ли Джесси про Третью волну, но та вела себя так непроницаемо-профессионально и так быстро и деловито двигалась, что ясно было — задавать вопросы нет смысла.

Теперь жизнь Лии определял размеренный ритм встреч в Обществе и в «Восстанавливаемся вместе», и в этом наблюдалась некая симметрия. С точки зрения Лии, эти группы представляли собой две стороны одной медали. Теперь она составила план действий и не думала ни о чем, кроме его исполнения. Жить таким образом оказалось на удивление спокойно. Цзян не нависал над ней, действуя на нервы, Натали не воровала у нее клиентов, пытаясь подсидеть на службе, Тодд не ходил за ней по квартире, заглядывая ей в глаза с вялым оптимизмом и ничего не понимая. Пока они жили вместе, Лия и не догадывалась, насколько этот человек ее утомляет.

Вероятно, размеренность существования была тому виной, но, когда Мануэль позвонил Лии и предложил принять участие в том, чего она, по идее, ждала все это время, ее, к собственному удивлению, что-то кольнуло. Нет, сказала она себе твердо, это ни в коем случае не сожаление — она просто чувствует напряжение, потому что наступил ключевой момент. Теперь у нее появится материал, который ей нужен, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее русло. Лия раздавила непрошеную эмоцию, растоптала ее усилием воли и сказала Мануэлю, что, конечно, придет.

Глава двадцать девятая

Камера, которую выдали Лии в Обществе, оказалась тяжелой — тяжелее, чем она ожидала. Для проведения съемки требовалось задействовать обе руки, поэтому камеру нужно было держать на плече или поставить на специальный штатив. Вид у аппарата был пугающий, но в Обществе Лии объяснили, что пользоваться ею не очень сложно. Их постоянный оператор, Йонас, тоже так начинал в свое время — пришлось кого-то подменить, и он впервые взял в руки камеру. Йонас прекрасно справился с задачей — так хорошо, что, когда подошла очередь его предшественника, стал постоянным оператором Общества. Лия не стала уточнять, что случилось с Йонасом, просто выслушала указания: когда включить камеру, куда нацелить, на какие кнопки нажимать, чтобы транслировать видео в сеть, и прочее.

Инструктировал ее мужчина с нервным лицом и мягким голосом. Руки у него были изящные, как у стоматолога или нейрохирурга, а выглядел он не хуже оператора или другого специалиста с приличной работой. Но за последние несколько месяцев Лия привыкла, что все члены Общества выглядят как люди с приличной работой, в том числе и она сама. Рассказывал инструктор неторопливо, словно ребенку, подробно объяснил, как функционирует кнопка записи, в чем разница между паузой и остановкой. Он не знал, что из-под второй пуговицы сверху на Лииной блузке выглядывает объектив и все, что он говорит, записывает ее собственная камера, спрятанная в одежде.

— Когда все закончится, — завершил беседу инструктор, — оставьте камеру в комнате. Закройте за собой дверь. С остальным разберется команда уборки.

— Команда уборки? Это те люди, которые все подготовят? — спросила Лия.

Мужчина нахмурился, будто ему задали личный вопрос, на который ему не очень хочется отвечать, но все же сказал:

— Нет. Другие.

Лия кивнула. За последние несколько недель в ходе своих наблюдений она выяснила, что так все в Обществе и делается. На каждом этапе любого процесса задействованы разные люди — некоторая гарантия того, что никому не удастся собрать достаточно информации, чтобы дать показания против Общества. Хотя, конечно, свидетелей трудно было найти вовсе не из-за этих мер. Просто, насколько поняла Лия, все, кто был вовлечен в деятельность Общества, занимались этим по собственному искреннему желанию.

Когда настал назначенный день, Лия пришла в указанное место на час раньше. Она надеялась застать тех, кто занимается подготовкой, поболтать с ними и снять их на камеру, чтобы иметь запись всего процесса от начала до конца. Но когда она подошла к нужному дому — неброскому офисному зданию на окраине Центральных округов, то сообразила, что ей не сказали, на каком этаже и в каком офисе все пройдет. Внизу ее должен был кто-то встретить.

Наверное, они еще не пришли, подумалось Лии, и если она сядет где-нибудь в укромном месте, то заметит их и снимет, как они будут входить.

Улицы были заполнены офисными работниками. Лия нашла скамейку на небольшой площади, откуда ей был виден вестибюль нужного дома. В самом здании было пусто и тихо, окна заклеены, на стеклянных дверях висели объявления о том, что оно списано. В будке перед дверями скучал одинокий охранник.

Лия села на скамейку и, сняв с плеча сумку с камерой, потерла спину, размяла пальцами затекшие мышцы — это было болезненно, но очень приятно. Потом ей пришло в голову, что она уже несколько недель не посещала аквапилатес. Надо будет сходить в ближайшее время, а то это отразится в данных медицинского обслуживания. Хотя Джесси, конечно, не станет спрашивать, почему она не ходит.

День был чудесный, солнечный и свежий, поэтому на площади Лия была не одна. Ее внимание привлек упитанный мужчина в красной рубашке, таких же красных шортах и высоко натянутых белых носках, который гулял с двумя большими лайками. Несмотря на осеннюю прохладу, собаки высунули языки и шли неохотно, из-за чего хозяину приходилось тянуть их за поводки. Но несмотря на медлительность, лайки держались гордо, и у них были чудесные темные глаза. «А каково им летом», — подумала Лия, и ей вдруг захотелось сбить с ног их краснолицего владельца, отстегнуть поводки и отпустить собак на свободу.

Лия подняла голову. А вот и те, кого она ждет, — подтянутая, держащая очень прямо спину женщина в свободном шелковом платье, которое раздувал ветер, и хрупкий мужчина в темно-коричневой рубашке, подчеркивающей темное сияние его кожи. В мужчине было что-то знакомое, точнее, в его жестах, в том, как он от бедер поднимал руки к груди, а потом к лицу.

Обменявшись парой фраз с охранником, эти двое открыли двери из шероховатого стекла и зашли внутрь. Лия подождала несколько минут и перешла