Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

на что-то другое, в чем он не был силен. По ее лицу что-то пробегало туда и сюда, меняя его выражение. Парень то и дело оглядывался на стоящую ногу, глаза – как два стальных шипа. В конце концов она оттолкнула его и сказала:

– Верни сейчас же ее обратно.

– Погоди, – отозвался он. Наклонился в другую сторону, подтащил к себе чемодан и расстегнул. Подкладка чемодана была бледно-голубая, в крапинку, и в нем лежали только две Библии. Он взял одну и открыл. Она оказалась полая, внутри – карманная фляжка с виски, колода карт и маленькая синяя коробочка с какой-то надписью на крышке. Он выложил перед ней эти предметы по очереди в ряд с равными промежутками, словно задабривал дарами богиню в ее святилище. Затем взял синюю коробочку и протянул ей. ИЗДЕЛИЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНО ТОЛЬКО ДЛЯ ПРОФИЛАКТИКИ ЗАБОЛЕВАНИЙ, прочла она и уронила коробочку. Парень тем временем отвинчивал крышку фляги. Улыбнувшись, он показал ей на колоду карт. Колода была не простая: на рубашке каждой карты – похабная картинка. «Возьми, хлебни», – сказал он, предлагая ей глотнуть первой. Он держал перед ней флягу, но она не двигалась, была будто под гипнозом.

Ее голос, когда она его подала, прозвучал почти умоляюще.

– Разве ты… – тихо проговорила она, – разве ты не такой? Не из добротных сельских жителей?

Парень наклонил голову набок. Вид у него был, словно он начал понимать, что она, похоже, хочет его унизить.

– Такой, – сказал он, слегка кривя губу, – ну и что из этого? Небось не хуже тебя.

– Отдай мне мою ногу.

Он каблуком отодвинул протез подальше.

– Да ладно тебе, давай время славненько проведем, – сказал он с уговаривающей ноткой. – Мы не спознались еще толком-то.

– Отдай мне мою ногу! – крикнула она и метнулась было за протезом, но он с легкостью повалил ее обратно.

– Да что стряслось-то с тобой такое вдруг? – Он, нахмурившись, завинтил флягу и быстро положил ее назад в Библию. – Только-только сказала, что ни во что не веруешь. Я подумал – вот девушка!

Ее лицо было почти пурпурным.

– Христианин называется! – прошипела она. – Хорош христианин! Как все они – говорим одно, делаем другое. Да уж, христианин хоть куда, да уж…

Парень зло стиснул губы.

– Уж не думаешь ли ты часом, – спросил он тоном высокомерным и негодующим, – что я верую в это дерьмо? Библии продавать продаю, но башкой соображаю, не вчера родился, знаю, что к чему и почем!

– Отдай мне мою ногу! – завизжала она.

Он вскочил так стремительно, что она едва успела увидеть, как он одним махом убрал в Библию карты и коробочку и кинул Библию в чемодан. Она увидела, как он хватает ногу, а потом увидела, как нога бесприютно лежит в чемодане наискось меж двух Библий с одного и другого конца. Секунда, и он захлопнул крышку, схватил чемодан, сунул его в лаз, а затем шагнул на лестницу сам.

Когда ей осталась видна только его голова, он повернулся и бросил на нее взгляд, где уже не было никакого восхищения.

– Я чем только не разжился интересным, – сказал он. – У одной стеклянный глаз вот так же забрал[19]. А насчет словить меня ты даже не думай, я ведь не Пойнтер, другая у меня фамилия. Я во всяком доме, куда прихожу, по-другому называюсь и нигде не околачиваюсь долго. И еще тебе одно скажу, Хулга. – Он произнес ее имя так, словно был невысокого о нем мнения. – Не шибко ты умная выходишь. Я ведь отроду ни во что не верю!

Изжелта-коричневая шляпа скрылась из виду, а она, оставшаяся, сидела на соломе в пыльной полосе солнца. Когда повернула пылающее лицо к проему, то увидела его синюю фигуру – он, удаляясь, беспрепятственно шел по крапчатой зелени озерца.

Миссис Хоупвелл и миссис Фримен, которые выкапывали лук на заднем пастбище, увидели его чуть позже, когда он вышел из леса и направился через луг к шоссе.

– А глядите, кажется, это тот симпатичный, но скучный молодой человек, который вчера хотел продать мне Библию, – сказала миссис Хоупвелл, щуря глаза. – Должно быть, неграм продавал их там. Такой простой, – сказала она, – но, по-моему, мир бы лучше жил, если бы мы все были попроще.

Взгляд миссис Фримен дал передний ход и успел ухватить идущего перед тем, как он исчез позади холма. Ее внимание вновь перешло на луковицу с нехорошим запахом, которую она извлекла из земли.

– Не все, знаете, попроще могут быть, – сказала она. – Я вот точно не могу.

Непреходящий озноб

Поезд Эсбери[20] остановился так, что он мог сойти ровно в том месте, где его ждала встречающая мать. Широкая улыбка, озарявшая ее худое лицо в очках, пропала, когда она увидела, как он собирается с силами за спиной у проводника. Улыбка исчезла так внезапно, выражение, которым она сменилась, было до того смятенным, что он впервые осознал: он выглядит именно таким больным, какой есть. Небо было серое, знобкое, из-за чернеющего леса, который окружал Тимберборо, поднималось, словно диковинный властелин с востока, невероятное бело-золотое солнце. Оно диковинно освещало сплошной ряд одноэтажных кирпично-деревянных хибар. Вот-вот, почувствовал Эсбери, у него на глазах произойдет царственное преображение: плоскость крыш может в любой миг превратиться в устремленные ввысь башни какого-то экзотического храма во славу неведомого божества. Иллюзия продлилась только мгновение, и он снова перевел взгляд на мать.

Она коротко вскрикнула – явно ужаснулась. Ему приятно было, что она сразу разглядела в его лице смерть. Ей, шестидесятилетней, предстояла встреча с реальностью, и он предполагал, что если опыт ее не убьет, то поможет ей повзрослеть. Он сошел на перрон и поздоровался с ней.

– Ты неважно выглядишь, – сказала она и обвела его долгим испытующим взглядом.

– Не хочется сейчас разговаривать, – без промедления отозвался он. – Дорога меня вымотала.

Миссис Фокс увидела, что его левый глаз красен. Сын приехал одутловатый, бледный, волосы катастрофически редели для двадцатипятилетнего. Тонкий рыжеватый клинышек, оставшийся на макушке, спускался острием ко лбу и, словно бы продолжая нос, придавал лицу раздраженное выражение под стать прозвучавшему голосу.

– Там, должно быть, холодно сейчас, – сказала она. – Ты бы снял пальто. У нас тут не холодно.

– Я сам могу определить, холодно или нет! – отрезал он. – Я взрослый человек, не надо мне указывать, когда снимать пальто!

Поезд позади него беззвучно заскользил дальше и перестал заслонять несколько сдвоенных ветхих магазинчиков. Он проводил взглядом алюминиевое пятно хвостового вагона, исчезавшее в лесу. Казалось, навеки пропадает последнее, что связывало его с большим миром.