Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

– Ну, залезай, если не раздумал.

Он начал забираться на сеновал, не расставаясь с чемоданом, который мешал ему на лестнице.

– Зачем нам тут Библия, – заметила она.

– А мало ли зачем, – отозвался он, пыхтя.

Наверху он с минуту переводил дыхание. Она сидела на ворохе соломы. Солнце освещало ее широкой наклонной полосой, где плавали пылинки. Она откинулась на тюк сена и отвернулась, стала смотреть наружу сквозь передний проем, через который в сарай забрасывали сено из фургонов. К темному гребню дальнего леса прильнули два мягких холма, усеянных розовыми пятнышками. Небо – сплошь безоблачная холодная голубизна. Парень рухнул рядом с ней, подсунул одну руку под нее, другой обнял сверху и принялся методично обцеловывать ей лицо, причмокивая как рыба. Шляпу на себе оставил, просто сдвинул ее подальше назад, чтобы не мешала. Когда помехой стали ее очки, он их снял и положил себе в карман.

Поначалу она не целовала его в ответ, но вскоре стала, чмокнула несколько раз в щеку, а потом нашла губы и не отлипала от них, целовала и целовала, как будто пыталась вытянуть из него все дыхание. Его дыхание было чистым и сладким, как у ребенка, поцелуи – по-детски клейкими. Он бормотал, что любит ее, что, едва только увидел, понял, что любит, но это бормотание было похоже на сонный лепет младенца, которого баюкает мать. Ее ум при этом ни на секунду не отключался и не пропускал вперед чувства.

– А ты вот не сказала, что любишь меня, – прошептал он, когда наконец отстранился. – А скажи, надо.

Она посмотрела мимо него в пустое небо, затем перевела взгляд ниже, на черный гребень, а затем еще ниже, туда, где, казалось, зыбились два зеленых озерца. Она не заметила, что он забрал у нее очки, но пейзаж не показался ей странным, потому что она вообще мало присматривалась к тому, что ее окружало.

– Скажи, скажи, надо, – настаивал он. – Без этого никак, скажи, что любишь меня.

Она всегда заботилась о том, чтобы ничем лишним себя не связывать.

– Если понимать это в общем смысле, – начала она, – то можно так сказать. Но это не мое слово. У меня нет иллюзий. Я из тех, кто видит насквозь, кто видит Ничто и не отводит взгляда.

Парень нахмурился.

– Нет, ты скажи, что любишь меня. Я сказал, и ты скажи, без этого никак.

Она посмотрела на него почти с нежностью.

– Бедный малыш, – пробормотала она. – Не понимаешь – ну и ладно. – Она потянула его к себе за шею лицом вниз. – Мы все прокляты, мы все осуждены, – сказала она, – но некоторые из нас убрали с глаз шоры и увидели, что смотреть не на что. Спасение своего рода.

Его изумленные глаза бестолково глядели на нее сквозь концы ее волос.

– Хорошо, пускай, – его голос стал почти жалобным, – но любишь ты меня или не любишь? Да или нет?

– Да, – сказала она и добавила: – Некоторым образом. Но должна тебе кое в чем признаться. Между нами все должно быть честно. – Она приподняла его голову и посмотрела ему в глаза. – Мне тридцать лет, – сказала она. – Я ученая со степенью.

У парня во взгляде была досада, но было и упрямство.

– Мне едино, – сказал он. – Разницы нет, кто ты и что ты. Я одно хочу прознать: любишь ты меня или не любишь? Да или нет?

И он прижал ее к себе со страстью и целовал ее, пока она не сказала:

– Да, да.

– Ну, хорошо тогда, – сказал он, отпуская ее. – Докажи мне.

Она улыбнулась, расслабленно глядя наружу, на зыблющийся пейзаж. Вот она и соблазнила его, даже не задаваясь специально такой целью.

– Как? – спросила она, чувствуя, что надо придержать его немного.

Он нагнулся и приблизил губы к ее уху.

– Дай глянуть, где твоя нога деревянная прикрепляется, – прошептал он.

Она резко вскрикнула, кровь мигом отхлынула от лица. Дело было не в непристойности предложения, не она ее потрясла. В детстве ей случалось иногда испытывать стыд, но образование вытравило это в ней полностью, как хороший хирург выскабливает раковую опухоль; она скорей поверила бы в Библию парня, чем ощутила бы стыд из-за его просьбы. Но искусственная нога была для нее чем-то особенным, она с ней нянчилась, как павлин со своим хвостом. Никто, кроме нее, никогда к ней не прикасался. Она лелеяла протез, как другой мог бы лелеять собственную душу, в полном уединении и чуть ли сама не отводя глаза.

– Нет, – сказала она.

– Так ведь и знал, – пробормотал он, садясь прямо. – За дурачка меня держишь.

– Нет, нет, что ты! – воскликнула она. – Она до колена. Только до колена. Зачем тебе ее видеть?

Парень посмотрел на нее долгим проникающим взглядом.

– А затем, – сказал он, – что ты из-за ней другая. Не как остальные прочие.

Она сидела, вглядываясь в него. Ничто ни в ее лице, ни в круглых морозно-голубых глазах не выдавало, что эти слова на нее подействовали; но у нее было чувство, будто сердце остановилось и кровь качает один только ум. Она решила, что впервые в жизни встретилась лицом к лицу с подлинной невинностью. Инстинкт, который превыше мудрости, открыл парню правду о ней. Когда она, помолчав, прохрипела высоким голосом: «Хорошо», это было как отдаться ему полностью. Как потерять свою душу и чудом обрести ее снова в его душе.

Очень нежно он начал закатывать ей брючину. Искусственная нога в белом носке, обутая в коричневую плоскую туфлю, была обтянута плотным материалом, похожим на парусину, и оканчивалась уродливым креплением, присоединявшим ее к культе. И лицо его, и голос были полны почтения, когда он, обнажив протез, попросил:

– А покажи теперь, как отстегивать и пристегивать.

Она отсоединила для него искусственную ногу, затем пристегнула ее снова, а затем он отсоединил ее сам, обращаясь с ней так бережно, словно она настоящая.

– Ух ты! – сказал он, сияя детским восхищением. – Уже и сам могу!

– Верни обратно, – сказала она. Ей подумалось, что хорошо бы сбежать с ним, и каждый вечер он будет отстегивать ей ногу, а каждое утро пристегивать. – Верни обратно, – повторила она.

– Погоди, куда мы спешим, – тихо проговорил он, ставя протез вне ее досягаемости на ступню. – Пускай постоит. Вот же я у тебя заместо.

Она издала тревожный возглас, но он толчком заставил ее лечь и опять принялся целовать. Без ноги она чувствовала себя полностью от него зависимой. Мозг, казалось, совсем перестал думать и переключился