Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

– Слушай, – сказал он, – а как по-твоему, вот бывает так, что людям назначено повстречаться, потому что похожее к похожему и все такое? У обоих, например, мысли серьезные и все такое? – Он взял чемодан другой рукой, чтобы ближняя к ней рука была свободна. Взял ее за локоть и слегка тряхнул. – Я по субботам не работаю, – сказал он. – Люблю по лесам походить, поглядеть, во что Природа-мать нарядилась. По тропам по лесным, за дальние холмы. Пик-ник маленький устроить. Устроим с тобой пик-ник маленький завтра? Скажи да, Хулга.

И он посмотрел на нее взглядом умирающего, как будто чувствовал, что внутренности вот-вот из него выпадут. Показалось, даже качнулся слегка в ее сторону.

Ночью она представляла себе, что соблазняет его. Представляла, что они идут вдвоем по их земле, пока не доходят до сарая за двумя задними полями, и там, представляла она, дела принимают такой оборот, что она очень легко соблазняет его, а затем, конечно, ей надо разбираться с его раскаянием. Подлинный мыслитель способен вложить идею даже в низший ум. Она представляла себе, что берет его раскаяние в руку и претворяет в более глубокое понимание жизни. Делает так, что весь его стыд уходит, уступая место чему-то полезному.

Она двинулась к воротам ровно в десять утра, уйти удалось, не привлекая внимания миссис Хоупвелл. Никакой еды с собой не взяла, позабыв, что на пикник обычно берут провизию. На ней были свободные брюки и грязноватая белая рубашка, и в последний момент она сбрызнула воротник пахучим средством от насморка, потому что духов у нее не водилось. Когда дошла до ворот, там никого не было.

Она посмотрела в оба конца вдоль пустого шоссе, и поднялось гневное чувство, что ее облапошили, что он хотел заставить ее пойти к воротам, и все, поманить ее решил идеей свидания. И тут вдруг он вырос, очень высокий, из-за куста на придорожной насыпи по ту сторону шоссе. Улыбаясь, приподнял шляпу – новую, с широкими полями. Вчера он был без шляпы, и ей пришло в голову, что он, может быть, специально ее купил ради сегодняшнего. Шляпа была изжелта-коричневая, чуть ему велика, и вокруг тульи шла красная с белым лента. Он появился из-за куста с тем же самым черным чемоданом в руке. На нем был тот же костюм и все те же желтые носки, сползшие в ботинки от ходьбы. Он перешел к ней через шоссе и сказал:

– Я знал, что ты придешь!

Она поморщилась: не мог он этого знать. Показала на чемодан:

– А зачем ты Библии свои притащил?

Он взял ее за локоть, продолжая улыбаться ей с высоты своего роста, как будто не в силах был перестать.

– Почем мы знаем, Хулга, когда слово Божье понадобится? – сказал он.

На секунду она вдруг засомневалась, что это происходит на самом деле, а затем они начали спускаться с насыпи. Двинулись пастбищем в сторону леса. Парень шел рядом с ней легкой походкой, чуть даже подскакивая на носках. Чемодан, судя по всему, не был сегодня тяжелым, парень даже помахивал им. Когда они, ничего друг другу не говоря, прошли половину пастбища, он, запросто положив ладонь ей на талию, тихо спросил:

– А нога-то твоя деревянная где прикрепляется?

Она уродливо побагровела и посмотрела на него с негодованием, и какое-то мгновение парень выглядел пристыженно.

– Я же плохого-то не думал ничего, – сказал он. – Я только подумал, вот храбрая ты какая. Мне сдается, Бог тебя бережет.

– Нет, – сказала она, глядя вперед и идя быстрым шагом. – Я в Бога даже и не верю.

– Да ты что! – Он остановился и присвистнул – до того, казалось, был ошеломлен, что слов не находил.

Она шагала дальше, и чуть погодя он вприпрыжку ее нагнал и пошел рядом, обмахиваясь шляпой.

– Когда еще такую девушку встретишь, – заметил он, глядя на нее искоса. Когда дошли до опушки леса, он опять положил ей на спину ладонь, молча притянул ее к себе и поцеловал взасос.

Поцелуй, где было больше нажима, чем чувства, дал ей такой выброс адреналина, за счет какого можно выволочь из горящего дома набитый вещами сундук, но у нее вся энергия пошла сразу в мозг. Парень не отпустил ее еще, а ее ум, ясный, отрешенный и, несмотря ни на что, иронический, уже взирал на него с огромного расстояния, взирал с веселым изумлением, но и с жалостью. Ее ни разу до этого не целовали, и ей приятно было обнаружить, что ничего исключительного в этом нет, над всем, так или иначе, главенствует ум. Иной будет наслаждаться сточной водой, если ему скажут, что это водка. Когда парень, в котором чувствовалась неуверенность и ожидание большего, мягко отстранил ее, она повернулась и двинулась дальше, не говоря ни слова, как будто ничего для нее особенного не случилось.

Он, пыхтя, пошел рядом, высматривая корни, о которые она могла споткнуться, и пытаясь ей помогать. Он ловил и придерживал длинные качающиеся ветви колючих растений, пока заросли не остались позади. Теперь она снова опередила его, он, тяжело дыша, поспевал следом. Они вышли на солнечный склон пологого холма, который плавно переходил в другой холм, поменьше. Поодаль виднелась ржавая крыша старого сарая, где хранили сено. Холм был испещрен мелкими розоватыми дикими растениями.

– Так ты не спасена, что ли? – вдруг спросил он, остановившись.

Она улыбнулась. Это была первая ее улыбка, обращенная к нему.

– По моим понятиям, – сказала она, – это я спасена, а ты осужден, но я же говорю тебе, что ни в какого Бога не верю.

Парень все равно смотрел на нее восхищенно, этот взгляд, казалось, ничем не перебьешь. Он глядел на нее сейчас так, словно чудо-зверь в зоопарке просунул сквозь решетку лапу и ласково пощупал его. Она заподозрила по его виду, что он хочет еще раз ее поцеловать, и пошла вперед, не давая ему такой возможности.

– А тут нету нигде такого, чтобы нам сесть посидеть? – проговорил он, понижая голос к концу фразы.

– Вон там, в сарае, – сказала она.

Они заторопились туда, как будто сарай был поездом, на который надо успеть. Это была большая двухэтажная постройка, внутри – прохлада и полумрак. Парень показал на лестницу, которая вела на сеновал:

– Жалко, не залезем мы туда-то.

– Это почему? – спросила она.

– Нога же твоя, – сказал он почтительно.

Она бросила на него презрительный взгляд и, взявшись за лестницу обеими руками, стала подниматься, а он тем временем стоял внизу, испытывая,