Городошники - Татьяна Нелюбина

– Меня зовут Прохор Сергеевич.

– А чем же это вы так заняты?

– Делом.

– А. Ну, из-ви-ни-те, Прохор Сергеевич!

Первый производственный конфликт. Я воспроизвел наш диалог – нет, ничего обидного я не сказал. Если он, в свою очередь, воспроизведет наш диалог, он придет к такому же заключению.

Меня всегда удивляло, как расточительны люди со временем. Мне его хронически не хватает. Если бы можно было позаимствовать время у всех, кто его гробит…

Я подготовился к разговору с директором. Сделал эскизы по оформлению «уголка». Пошел обедать.

Чтобы попасть в столовую, нужно пройти мимо проходной по пустырю. Зимой, наверное, это еще более неприятно. Скользко, холодно. Девчонки выбегают без пальто. Нужен обычный, удобный, крытый переход. Поставить скамейки, автоматы с газировкой, с газетами… небольшой зальчик ожидания вместо автобусной остановки. Парикмахерскую не мешало бы, магазинчики. Я так бы и сделал, если бы это была простая курсовая. Но это – реальный проект. И мне повезло, что его осуществят. Значит, нужно мыслить в границах возможного.

Я вхожу в голый, холодный зал столовой. Об уюте могли бы подумать: а) художник; б) парторг; в) директор.

А кормят вкусно. Зря Милка переживает. Кстати, забыл ей рассказать, почему вкусно кормят. Директор завода ходит в «общий зал», обедает вместе с рабочими. Попробуй-ка их невкусно кормить. Мало того, он, директор, затеял прямо возле столовой теплицу строить, чтобы у рабочих на столе были свежие овощи.

Вообще, легендарная личность, этот директор. Сколько про него рассказывают.

Наверное, люди так устроены – должны кого-то боготворить.

Вот он – рабочий класс, с обветренными, изъеденными цементом лицами. И каждый зарабатывает в два-три раза больше меня. Хотел бы я оказаться на их месте? Ни на мгновение.

В моем распоряжении еще час и пятнадцать минут. Я вышел из столовой, опять пересек пустырь, поднялся в свою комнату, закончил эскизы.

Без пяти три был в приемной. Анна Георгиевна выбежала из-за стола: минуточку, я доложу!

Из другой комнаты вышли главный инженер, начальник цеха благоустройства, штатный художник и парторг. Прошли в кабинет директора.

Я ждал, когда появится Анна Георгиевна.

– Пожалуйста, Прохор Сергеевич! – она пропустила меня.

Не успел я переступить порог, как директор – я сразу понял, что это он, – быстро направился ко мне, протянул руку:

– Лев Семенович.

– Прохор Сергеевич.

Я отметил, что он не вернулся в свое кресло, а устроился рядом со всеми за общим столом.

– Прохор Сергеевич, вы уже осмотрелись за эти две недели? Какие-то соображения у вас появились? Мы надеемся, что вы нам очень поможете. Я обратился к Владимиру Григорьевичу, как специалисту по благоустройству заводских территорий. Он с пятьдесят третьего года занимается этими вопросами, пишет докторскую. Мы обсудили, как будет строиться наша совместная работа. Наша задача: благоустройство по последнему слову архитектуры и дизайна. Цель: благоустроить цеха и территорию так, чтобы люди работали здесь с радостью, чтобы знали, второго такого завода – нет! Мы сделаем все, что ваша кафедра сочтет необходимым. Товарищи, прошу содействовать Прохору Сергеевичу. Через две недели соберемся здесь и обсудим результаты. А сейчас пройдем по цехам.

Пока мы шли к проходной, директор рассказывал о перспективах – новое заводоуправление нужно строить, вычислительный центр, конференц-зал. Интерьерами нужно заняться, устроить площадки отдыха.

Мы прошли мимо бытовок к вращающимся печам. Говорили все одновременно, я только успевал записывать пожелания.

– Вы придумайте, а мы все сделаем! – заверял начальник цеха благоустройства. – У меня штат какой!

Я засмеялся. Мы – придумаем! Но вы – сделаете ли? Здесь дерево посадим – оно через пять минут покроется цементом. Мыть будете?

– Будем.

Я оторопел.

Мы обследовали и пустырь перед управлением. Лев Семенович сказал мне на прощание:

– Студенты – народ решительный, свободный в мышлении. Главное – на высоком уровне, по мировым образцам.

Это означало – мне предоставляли полную свободу действий.

Я не сразу пришел в себя.

Вот это размах! Вот это оперативность! Вот повезло!

– Прохор Сергеевич, Лев Семенович просил вам передать, – Анна Георгиевна положила мне на стол кипу журналов. Я таких в глаза не видел.

– Спасибо, Анна Георгиевна!

– Вы уж постарайтесь, Прохор Сергеевич, наш директор – удивительный человек!

– Да! Удивительный!

Она засмеялась так довольно, будто это ее лично касалось.

В журналах были закладки. Заводы в США, ФРГ, Франции.

Е-ка-мэ-нэ-лэ!

В себя придти не могу.

Бляха-муха. Ущипну себя за ухо и проснусь!

Даша, разглядывая какой-то фантик, подняла головенку. Приложила пальчик к губешкам: т-с-с!

Фантик унес ветер, и она заплакала.

– Де папа? Де? – подбежала ко мне, стукнула меня ручкой, один раз, другой.

Папу она не бьет. Когда появляется папа, Даша расцветает, вся другая становится, с такой любовью и радостью смотрит на него, замрет, ожидая, и когда папа, наконец, протянет к ней руки, взвизгнет от счастья.

– Дася не будет плакакать. Дася обидела папу.

– Нет, нет, Дашенька, не обидела! Папа поехал на работу, папе нужно, – говорю и чувствую, голос срывается, сама сейчас заплачу. Неужели я теперь так от него завишу?

– Мама? Мамоська? – Даша гладит мою руку. Как она все так хорошо понимает?

В пятницу, нет, в четверг, Даша нарисовала на тротуаре рыбу. Я онемела от изумления, что это мой человечек нарисовал? Пришли домой, я дала ей карандаш. Она снова нарисовала рыбу.

Рассказываю Прохору, он смеется:

– Каждая мама верит, что ее ребенок будет гением.

А я об этом даже не думала, мне в голову первое что пришло – у нас будет еще одна точка соприкосновения, появится еще одно дело, которым мы будем с удовольствием вместе заниматься. Ведь так чудесно вспыхивают ее глазки умом и соображением, когда она смотрит на меня, на рыбу, на слово, которое я ей показываю. Я прочитала в «Семье и школе» про одну систему, по которой совсем маленьких детей обучают словам, написанным на отдельных табличках. Я попробовала. Даша уже читает: папа, мама, дом, ухо. И пока это единственное занятие, которое мы любим в одинаковой степени. Только одно слово она упорно не читает: каша, и я подозреваю – нарочно.

Кормить ее кашей – мучение. Только я порадуюсь, что три ложечки мы уже съели, как она их выплевывает. Да еще с таким выражением, будто ее кормят отравой.

Я уже хотела ее выгнать, но Даша вдруг проглотила кашу, посидела, подумала: «Где ням-ням? О-о! Ням-ням тут!» – и похлопала себя по животику.

Потом слезла со стула, подошла ко мне, похлопала меня по коленям. Наклонилась, внимательно осмотрела свои ножки, нашла коленки, похлопала по ним. Повела меня в комнату, нашла