Городошники - Татьяна Нелюбина

Что я делаю? Внезапно подступил страх – что я делаю? Что мы делаем? Двое детей! Это такие цепи, из которых уже не вырваться!

Куда вырваться?!

Что за мысли, хорошо, что жена их не слышит. Бедная моя, бесформенная, глаза с поволокой… Дома лучше, нам втроем – лучше, ее безмятежность, шебуршание на кухне, и все – ради меня, учеба побоку, изысканность и элегантность побоку – все ради меня… и я – разве не должен ради нее все забыть?

Не должен!

– Пойдем домой? Даше спать пора.

Пойдем, родная моя, бедная! Опирается тяжело на мою руку, я – мужчина, опора этой женщины, моей жены, знакомой мне до мелочей…

– Хорошо было?

– Да.

– Давыдова хорошо выглядит?

– Да.

– Ты восхищен ею?

– Я восхищаюсь только тобой.

– Неправда!

– Правда.

– Я лучше, чем она?

– Во всех отношениях.

– Она не такая хорошая жена, как я, да?

– Да, наверное.

– Почему?

– Что почему?

– Почему она не такая хорошая жена, как я?

– Ты меня спрашиваешь?

– А ты не хочешь отвечать!

– Как я могу ответить, я же на ней не женат!

– И жалеешь об этом!

– Успокойся! Тебе нельзя волно…

– Вспомнил! Ха-ха! Возьми, пожалуйста, такси, иначе нам с Дашей не добраться до дома… – и заплакала.

Мне жарко. Бабье лето, ужасно жарко.

Ужасное какое-то состояние. С тех пор, как сдала последний экзамен и сложила все в сумку, дни проходят странно. Я жду, когда что-нибудь изменится. Тогда и начну жить снова.

Утром кормлю Дашу, потом сплю. Потом позанимаюсь тем-сем, потом почитаю, потом полежу, приготовлю обед, посижу. Погуляю с Дашей, включу телевизор, дождусь вечернего фильма, посмотрю, посижу.

Кажется, все бы с себя сняла, даже кожу.

Перебиваюсь от одной вешки к другой. Даша улыбнулась. Села. Пошла. Первый зуб снизу. Первый – сверху. Первое слово, первая фраза.

Играет себе, а папа торчит в институте – главное, чтобы им, дочке и папе, не мешали. А я мешаю. Сижу одна. Превращаюсь в грымзу. Исчезло любопытство ко всему, люди меня раздражают и отталкивают.

Выношу только свое общество.

Да и то с трудом!

Вышла на балкон, смотрю, Шустова идет.

– Зина, ты?! – побежала дверь открывать. – Ой, проходи! Проходи, садись! Нет, посидим на кухне, я сейчас чай сделаю!

– Сядь. Чай я заварю.

Прибежала Даша со своей Катькой, что-то рассказывает. Зина кивает.

И вдруг я начала жаловаться. Не знаю, что на меня нашло, но я жаловалась, жаловалась, потом ждала, что Зина меня утешит.

Она поднялась.

– Где пеленки? Постираю.

– Пеленки!.. Даша уже большая.

– Ползунки, колготки, носки.

– Не надо!

Зина пошла в ванную. Все постирала, прополоскала, развесила.

Шефство надо мной взяла?

Даша попросилась на ручки. Не ко мне, к ней. Она подняла ребенка, походила по кухне, по коридору, по комнате, вышла на балкон.

И уехала.

Поговорили! Подруга называется.

В сетке, которую она оставила в коридоре, были яблоки, лимоны и твердокопченая колбаса. Где она ее отыскала?!

Где, в своем «ящике», где. Там все есть.

Там, говорят, молодому специалисту и комнату, и садик дают. Через полгода – квартиру. Я бы поехала.

А наша Зинуля не хочет туда возвращаться. Она хочет на мир поглядеть, а из «ящика» не выпускают. Она никогда, никогда не вернется в их «сеть» среднего машиностроения, разбросанную по всему седому Уралу и по всей великой Сибири.

Я отрезала твердокопченой колбаски. Спасибо, подруга.

Нет, она все-таки настоящая подруга, а я-то было решила, что она на моего Прохора глаз положила.

Но кому он, кроме меня, нужен?

Я его и так достаточно помучила, то отгоняла, то призывала, бедный Прохор. Мой муж!

Даша подошла ко мне, обняла за ногу, сказала: мам-м-м! Я ждала, она спросит сейчас «Де папа?» и разведет ручками. Но она положила головку мне на колено и повторяла нежно: мам-м-м.

Конечно, нужно брать академку, а я все тяну, тяну. «Хватит с нас одного диплома, – сказал муж. – На будущий год твой сделаем. Пока главная забота – дети».

Он все правильно говорит.

Ведь я люблю его, очень люблю. И вот он говорит мне что-то, и все меня раздражает.

«Ну, – говорит, – отстанешь от группы. Отдохнешь. А там с новыми силами…»

«Отдохнешь!.. С двумя детьми! Сам с ними отдыхай».

«Но мы уже обо всем договорились. Все решили».

«Это ты договорился! Сам с собой! А со мной…»

«Мила! Что ты хочешь? Чтобы я взял академку?»

«Вот так же мы однажды сидели, только ты еще не был мужем и поэтому говорил что-то совсем другое…»

«Мы с тобой еще женаты всего ничего, а ты уже вспоминаешь, что раньше я говорил как-то лучше».

«Действительно… Это ужасно, ужасно!»

«Ну, хватит. Это жизнь».

«Ужасные слова…»

«Что ты заладила: ужасно да ужасно!»

«Ты мне не сочувствуешь!»

«А ты мне не радуешься!»

«Чему радоваться?! Что я отстаю от тебя?!»

«В чем-то отстаешь, в чем-то перегоняешь».

«В чем перегоняю? В чем, а? В семейных достижениях?»

«Ну, опять двадцать пять».

«Все, уйди!»

«Куда?»

«Куда хочешь!»

Ушел!

Но я же люблю его, люблю! Ну и что с того, что он меня не утешил, не приласкал? Ну и что с того, что не сказал: «Мила, как я тебя люблю!»

Он вернется, и я скажу, что люблю его, люблю, хочу быть его, что все будет хорошо.

Я его мучаю вместо того, чтобы быть ему другом.

А я не хочу быть его другом! Хочу быть возлюбленной, любимой, женой!

Я пошла на кухню, намочила полотенце холодной водой, приложила к лицу. Еще два месяца, пока родится. Потом еще два месяца… Как долго ждать. И только из-за этого у нас недоразумения. Вот когда мы опять будем вместе, по-настоящему, мы сразу опять будем близкими. Пройдет эта отчужденность, исчезнет, испарится как дурной сон. Ведь это правда? Мы же и раньше ссорились, но стоило ему лечь рядом со мной, сразу все исчезало, а иначе и быть не могло и не может быть иначе. «Прохор, ты засиделся, разве не видишь, я тебя жду?» И не могла опомниться от спокойной радости, у меня есть муж, это не тисканья по углам, с этими мальчиками, никому нельзя верить, только Прохору, я не ошиблась в нем… Что я сделала не так? Он не хотел жить с моими родителями, я тоже не хотела. Чтобы нам никто не мешал, не лез со своими советами. Я сделаю все, что Прохор захочет. И больше! Мне встретился настоящий мужчина, с которым можно быть спокойной за свою семью.

– Маммма! Дем!

– Оставь ты меня