Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

по направлению Пиацеты, она увидала его, всходившего по мраморным ступеням… Он был не один: рядом с ним легкою, молодою поступью под широкополою шляпой на голове шагал ее вчерашний незнакомец, «l’objet de Tony». Она его сейчас узнала… У нее даже сердце слегка забилось: она никак не ожидала, чтобы маркиз «так поспешил исполнить ее поручение»…

A Каподимонте в свою очередь, прищуривая глаза от солнца, не отводил их, с приближением к Hôtel Danielli, от балкона, на котором еще издали, под низко опускавшимися фестонами маркизы, отличил он облаченный в белый батист, по-утреннему, силуэт предмета своей страсти… Подойдя к самому балкону, он поднял глаза и, притронувшись к шляпе, спросил снизу:

– Vous êtes visible, comtesse9?

В голосе его она тотчас же почуяла какое-то раздражение.

– Toujours pour vous, cher marquis10, – поспешила она ответить с оттенком чуть не нежности в звуке голоса, слегка свешиваясь к нему головой через перила и быстрым взглядом окидывая тонкий облик его спутника.

Тот, не подымая на нее глаз, стоял внизу с видом полнейшего безучастия к этому разговору и рассеянно глядел куда-то в сторону.

Маркиз проговорил ему несколько слов, притронулся еще раз к шляпе и быстро вошел в двери отеля. Молодой человек, видимо замедляя шаги, последовал за ним.

«Pas empressé du tout, et l’autre – furieux11, – сказала себе co внутренним смехом графиня, – интересно знать – почему?..»

Она занимала целый аппартамент в пять или шесть комнат, из которых первая с лестницы служила чем-то в роде приемной, где постоянно дежурил курьер ее Джиакомино.

– Маркиз Каподимонте, – доложил он теперь, появляясь на пороге гостиной, куда только что прошла с балкона его госпожа.

– С ним еще кто-то? – как бы небрежно спросила она.

– Si, eccelenza12, но его сиятельство приказал доложить только о себе.

– Просите!.. «Не хочет ли он мне сделать сцену?» – подумала она, и брови ее озабоченно сжались.

Она не ошибалась. Едва ступив в комнату и отвесив ей преувеличенно учтивый поклон, Каподимонте начал:

– Графиня, я исполнил ваше приказание, чтоб дать вам новое доказательство моей нелицемерной преданности и дружбы к вам: я отыскал… и привел сюда этого господина, которого вы… желали видеть. Но я желаю, со своей стороны, чтобы вы (он видимо едва сдерживал клокотавшую в нем досаду), чтобы вы не думали, что провести меня легко…

– Из чего же вы заключили, что я могу это думать? – прервала его она тоном холодного достоинства, вопросительно в то же время подымая на него глаза.

Он продолжал более спокойно, но с язвительным оттенком в выражении:

– Вы говорили мне, что ищете учителя вашего языка для сына и что вы… случайно… узнали, что есть такой здесь, в Венеции… Из ваших слов следовало заключить, что вы никакого понятия об этом учителе не имеете, никогда в лицо его не видели, не знаете его фамилии.

– Все это правда; что же дальше? – перебила она его опять.

– Но тем не менее адрес этого таинственного незнакомца, – все так же случайно, конечно, – вам был известен, и по этому адресу я, повинуясь вашему желанию, отыскал его… и нашел не учителя, а…

– A кого же?

– 13-Un beau jeune homme, – хихикнул насилованно маркиз, – qui ne m’a pas le moindrement l’air d’un marchand de participes-13 (который нисколько, по-моему, не похож на учителя).

– Почему же это вам так кажется? – резко выговорила графиня; она начинала сердится…

Он так и вперил горящие зрачки свои в ее лицо.

– Потому что это тот самый молодой человек, который вчера на серенате сидел в гондоле рядом с нашею и с которого вы все время глаз не спускали!..

– Вы видели! – помимо воли, неудержимо вырвалось у нее.

– Видел, – с горечью воскликнул он, – и еще вчера догадывался… a теперь мне это совершенно ясно…

Она вдруг, к немалому его удивлению, разразилась громким смехом:

– Что вам ясно, vilain jaloux14? Что вы видели? Ничего вы настоящего не видели и не догадываетесь…

Он недоумело глядел на нее…

– 15-Eh bien, c’est vrai, он сидел там подле нас в гондоле, и я слышала его разговор с товарищем и узнала, что он – я вам поверю его тайну: вы, я знаю, не выдадите ни его, ни меня – un réfugié politique-15, – но я, клянусь вам, видела его вчера в первый раз в жизни… Я узнала тоже из этого разговора, что он приехал сюда с одним русским семейством в качестве учителя, и подумала действительно о моем сыне… – Она как бы запнулась на миг…

– И только? – подчеркнул Каподимонте, не отводя от нее тревожного взгляда.

– Нет, я не хочу скрывать от вас, – молвила она, широко улыбаясь своими пышными и свежими губами, – есть одно обстоятельство, возбуждающее во мне большой интерес к этому молодому человеку… Но не по отношению ко мне лично, уверяю вас! – поспешно примолвила она, слагая крестообразно, для вящего убеждения его, руки свои на груди. – Тут другое лицо заинтересовано.

– Кто же? – так же поспешно спросил он.

– Я не назову… не могу назвать вам ее… Я и сама, впрочем, ничего не знаю и подозреваю только… Я для этого и хотела познакомиться с ним… Я должна убедиться… Попросите его войти, пожалуйста, вы оставили его там se morfondre avec mon courrier16 в передней: ведь это неучтиво…

На выразительном лице маркиза сказалось страдание.

– Я ничего не понял из ваших объяснений, – печально молвил он, – но я должен, я хочу вам верить: вы пожелали ближе узнать этого никогда до вчерашнего вечера вами не виданного молодого человека не из какого-либо личного чувства, a единственно из любопытства. Положим так, но я осмелюсь вам напомнить, что любопытство, – подчеркнул он, – погубило на этом свете не одну женщину.

– 17-La vieille histoire de grand’mère Eve, – рассмеялась она в ответ, пожимая плечами, – будьте покойны, я ученая, je suis bien apprise-17… Подите, приведите мне его сюда!

Маркиз глубоко вздохнул, поклонился и пошел за «ним».

IV

Die Kälte kann wahrlieh brennen Wie Feuer1.

Heine.

Чрез несколько минут графиня и маркиз вышли вместе в гостиную.

– Графиня, – начал официальным тоном маркиз, – позвольте вам представить monsieur… monsieur Po… Pos-pe-lof, si je prononce juste2, – выговорил он с некоторым трудом.

– Juste, – подтвердил тот, как бы снисходительно кивнув головой.

Графиня из-под полуопущенных ресниц окинула его недолгим, но зорким взглядом, указывая ему в то же время на кресло подле себя учтивым движением руки. Дневной свет, при котором