Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава

ещё звучали в моей голове слова старика, полные какого-то бессилия. Они произвели на меня гораздо большее впечатление, чем рыдания девушки. Держась за висячий поручень, я смотрел на зажигавшиеся в сумерках огни домов Кодзимати и всё думал: «До чего же люди разные!»

Примерно через полчаса я стоял перед домом кузена, нажимая пальцем на кнопку звонка в бетонной стене. За стеклянной дверью тихо прозвенел колокольчик, затем зажёгся свет. Пожилая служанка приоткрыла дверь и удивлённо ойкнула при виде меня, а затем проводила на второй этаж в комнату с окнами на улицу. Едва я сбросил на стол пальто и шапку, как вновь накатила усталость. Служанка зажгла газовый камин и оставила меня в комнате одного. Кузен, который был страстным коллекционером, и там повесил несколько картин маслом и акварелей. Я рассеянно глядел на них и вспоминал поговорки об изменчивости судьбы.

Наконец в комнату вошла кузина с младшим братом мужа. Сестра вела себя намного спокойнее, чем я ожидал. Я как можно точнее пересказал им слова кузена, и мы стали обсуждать, что делать дальше. Сестра не слишком живо участвовала в беседе. Более того, посреди разговора она взяла мою каракулевую шапку.

– Какая чудна́я – наверное, не в Японии пошита?

– А, она из России, там такие носят.

Брат кузена, ещё более хваткий, чем сам кузен, начал рассуждать о проблемах, которые могут нас подстерегать.

– Знаете, недавно ко мне явился репортёр из отдела светской хроники одной газеты, вручил визитную карточку какого-то приятеля брата. На ней было написано: мол, отдай репортёру вторую половину денег за молчание. Свою половину тот приятель уже якобы заплатил. Я решил выяснить, что к чему, и оказалось, что к репортёру тот приятель обратился сам и никаких денег ему не давал. Просто послал его ко мне за платой. Такой народ эти газетчики…

– Так ведь я тоже газетчик! Смилуйтесь хотя бы надо мною!

Я не удержался от того, чтобы пошутить, желая поднять настроение собравшимся и взбодриться самому. Однако младший брат кузена с налившимися кровью, как у пьяного, глазами продолжал вещать, будто толкал речь с трибуны. Вид у него и впрямь был грозный, так что мне стало не до шуток.

– Некоторые ещё специально судью выслеживают и пытаются его убедить, что брат невиновен, словно нарочно хотят довести до белого каления.

– А вы бы с ними поговорили…

– Говорю, конечно! Дескать, благодарю за заботу, но умоляю не досаждать судье, а то как бы хуже не сделать.

Сестра сидела перед газовым камином и вертела в руках каракулевую шапку. Честно говоря, я, пока беседовал с братом кузена, на эту шапку то и дело поглядывал: боялся, как бы она не упала в огонь. И мысли мои постоянно к ней возвращались. Когда-то я безуспешно искал такую шапку в еврейском квартале Берлина, где жил мой друг, а потом раздобыл в Москве, куда меня занесло случайно.

– И что же, уговоры не помогают?

– Куда там! Ещё и обижаются: мы, мол, для вас стараемся, время тратим, а вы неблагодарные.

– Значит, ничего не поделаешь.

– Да, что тут скажешь: ни по закону не придерёшься, ни по совести. Они вроде о друге хлопочут, пытаются его вызволить, а на деле только роют для него яму. Я и сам всегда борюсь до конца, но против такого рвения бессилен.

Мы оба вздрогнули от неожиданности – в разгар беседы с улицы донеслись голоса: «Да здравствует Т.!» Я одной рукой приподнял штору на окне и посмотрел вниз. В узком переулке толпились люди. Многие несли фонарики с надписью «Молодёжное движение квартала х.». Я с удивлением взглянул на сестру и тут вспомнил, что кузен возглавлял это молодёжное движение.

– Думаю, надо выйти и поблагодарить их.

Двоюродная сестра посмотрела на нас со страдальческим видом, как бы говоря: «Я больше не могу!»

– Что ж, тогда я схожу!

Брат кузена быстрым, уверенным шагом вышел из комнаты. Я же, немного завидуя его решительности, уставился на картины, стараясь не встречаться с сестрой взглядом. Сидеть наедине с нею в тишине было для меня тягостно. Однако стало бы ещё тяжелее, если бы мы, заговорив, расчувствовались. Я молча закурил и начал выискивать на одной из картин, на портрете самого кузена, ошибки в построении перспективы.

– Нам сейчас не до шествий с лозунгами. Сколько мы это ни повторяли, всё одно, – наконец как-то вымученно произнесла сестра.

– Неужели в квартале ещё ничего не знают?

– Нет… Как он мог?

– Кто?

– Ну, Т., мой муж.

– Наверное, у него свои резоны были…

– Да что ты?

Я вдруг почувствовал раздражение и, повернувшись спиной к сестре, отошёл к окну. Внизу снова раздались крики. Прозвучало даже троекратное «ура!». Брат кузена стоял у входа и кланялся толпе, размахивавшей фонариками. Тут я увидел, что он не один: справа и слева, держа его за руки и время от времени склоняя головы, стояли две маленькие девочки, дочери кузена.

* * *

Несколько лет спустя, одним морозным вечером я сидел в гостиной кузена и беседовал с двоюродной сестрой, изредка затягиваясь недавно раскуренной трубкой с мятой. В седьмой день траура в доме стояла неуютная тишина. Перед деревянной табличкой с именем кузена горела свеча. У стола с табличкой стояли две девочки в ночных рубашках. Глядя на заметно постаревшее лицо сестры, я вдруг вспомнил тот мучительный для меня день. Однако вслух я высказал только одну незатейливую мысль:

– Когда куришь мятную трубку, будто ещё холоднее становится.

– Правда? У меня тоже руки и ноги стынут.

И она равнодушно пошевелила угли в жаровне.

Миражи,

или «У моря»

1

Однажды осенью я вместе со студентом К., приехавшим из Токио на отдых, пошёл к морю смотреть мираж. Думаю, о том, что на берегу у Кугэнумы можно наблюдать миражи, тогда знали уже все. К примеру, наша служанка, видевшая в воздухе перевёрнутые лодки, приговаривала с восхищением: «Надо же! Совсем как фотография из недавней газеты!»

Обойдя беседку, мы решили по дороге зайти за О. Сквозь ограду мы увидели, как он, в неизменной красной рубашке, качает насосом воду из колодца – видимо, для обеда. Я поднял в знак приветствия свою трость из ясеня.

– Заходите вон там… А, и ты пожаловал? – Видимо, О. решил, что мы пришли к нему в гости.

– Мы идём смотреть мираж. Присоединишься?

– Мираж? – О. вдруг расхохотался. – В последнее время, я гляжу, все на них помешались.

Спустя минут пять мы втроём с О. шли по песчаному берегу. Слева расстилалась песчаная