Гори - Анастасия Мандрова

шагов, приближающихся ко мне. Я знала, что в этом доме кроме меня были лишь Ваня и его бабушка, но я также знала, что до чертиков боялась темноты и неизвестности. Мои кошмары всегда находили изъян в моем сознании. Меня бросило в жар, потом в холод, голос пропал. Я ругала себя, что постеснялась попросить какую-нибудь настольную лампу в комнату, со светом которой я так привыкла засыпать, с которой мне было так спокойно.

– Аня, это я, – послышался тихий знакомый голос в темноте рядом со мной.

Кровать чуть заскрипела, и рядом со мной оказался Ваня, в чем-то теплом и приятном на ощупь.

– Ты напугал меня, – прошептала я, придвигаясь к нему и попадая в его распахнутые объятия.

– Прости. Я забыл… – он сглотнул. – о твоих страхах. И готов все исправить.

Ваня поцеловал меня в шею, задержав губы на моей коже. Он наверняка чувствовал, как бьется жилка, явный признак того, что я пребывала в волнении.

– Мне было так одиноко в комнате, что я не мог там больше находиться. Но если ты возражаешь, чтобы я был здесь, только скажи.

– Нет, я не хочу, чтобы ты уходил, – прошептала я, одновременно пугаясь того, что может произойти между нами в этой постели.

– Аня, я пришел не за тем, о чем ты подумала, – как будто прочитав мои мысли, тихо произнес Ваня. – Просто хочу быть рядом с тобой.

– Почему не за этим?

– А ты готова к этому?

– Не знаю…

– Вот когда ты будешь точно знать, тогда и…

Ваня не договорил, потому что у двери раздался легкий стук. Ваня молниеносно вскочил и спрятался за шкаф.

– Анечка, это я, – произнесла Надежда Георгиевна, входя и неся перед собой мягкий свет фонаря. – Я принесла тебе фонарик на всякий случай.

– Спасибо большое.

Я вылезла из кровати и подошла к женщине, чтобы поскорее взять фонарь. Мне очень не хотелось, чтобы Надежда Георгиевна увидела Ваню.

– У тебя все хорошо? Ничего больше не нужно?

– Все хорошо. Спасибо.

– Тогда добрых снов, милая.

– И вам спокойной ночи.

– И тебе спокойной ночи, Ванечка, – произнесла Надежда Георгиевна, прикрывая за собой дверь.

– И тебе, бабуль, – раздалось из-за шкафа.

Я слушала, как Ваня давился от смеха, а мне вдруг стало стыдно, хотя ничем плохим мы в эту ночь заниматься не собирались.

– Что смешного? Что подумает о нас твоя бабушка? – Я посветила фонарем в его сторону.

– Что-нибудь очень хорошее. Надо признать, что ты выглядишь очень привлекательно при свете фонаря в моем любимом свитере.

Я натянула свитер Вани вниз, но он все равно едва прикрыл мою попу.

– А ты выглядишь очень смешно в этой флисовой пижаме.

– Я знаю! – Ваня покрутился передо мной так, что я не смогла сдержать смеха.

– Тебе очень идет! – произнесла я, положив фонарь на пол и с ногами забираясь под одеяло

Ваня, недолго думая, сел рядом со мной.

– Ваня, а почему твоя бабушка живет здесь одна? Это из-за смерти дедушки?

– Да. Она больше не могла жить в городе без него. Когда ты теряешь кого-то близкого, то первое время не понимаешь, почему люди вокруг все также ходят на работу, гуляют в парках. У них все то же самое, а у тебя уже нет. И никогда не будет. Ты это знаешь сама…

– Знаю, – прошептала я. – Ты скучаешь по дедушке?

Робкий свет от включенного фонаря стелился по паркету, освещая контуры предметов. Ваня тяжело вздохнул.

– Иногда даже слишком. Я столько времени проводил с ним. А потом… потом у дедушки случился инсульт, – начал говорить Ваня, и мне тут же захотелось убежать подальше отсюда, от его голоса, полного страдания. – Он всю свою жизнь занимался спортом, не пил и не курил, очень редко болел. И вот из-за кровоизлияния он в реанимации, весь бледный, в бессознательном состоянии, не может встать, не может сам есть. Такого дедушку я прежде никогда не видел. И не хотел, чтобы он был таким. – Я накрыла ладони Вани своими. Главное, чтобы он не заметил, как задрожали мои руки. – Отец достал лучших сиделок, был готов оборудовать дом для передвижения в инвалидной коляске. Нам сказали, что шансов, что дедушка встанет на ноги, нет, так же как нет шансов, что он будет вменяемым. В его мозгу произошли необратимые изменения. – Ваня прикрыл глаза, а когда открыл, произнес безжизненным голосом. – И тогда я захотел, чтобы он умер. Потому что не мог представить себе, как дедушка, когда-то полный сил и достоинства, будет мучаться в кресле, будет не узнавать нас, будет просто существовать. И на следующий день он и правда умер.

– Ваня…

Я обняла его так крепко, будто хотела забрать его печаль, его грустные воспоминания, поедающее изнутри чувство вины.

– Никто не хочет, чтобы его близкие мучились.

– Но я хотел, чтобы он умер! – Его плечи поднялись и опустились в глубоком вздохе.

– Неправда. Ты не хотел такой жизни для него. Он бы тоже этого не хотел.

– Но он бы жил!

– Разве это была бы жизнь? Как растение, за которым нужен постоянный уход. В тебе говорит твой эгоизм, потому что очень нелегко жить на этом свете без близкого человека, который был очень дорог. Я знаю это как никто другой. Кроме того, неужели ты и вправду думаешь, что только из-за твоего желания он мог умереть?

– Мне было четырнадцать. Я действительно так думал…

Ваня замолчал, уткнувшись мне в плечо. Теперь мне было понятно, почему он стал вытворять безумные поступки. Он пытался справиться со своими проблемами в одиночку, потому что обратиться было не к кому. Его мама была всегда далека от него, папа все время на гастролях, а бабушка замкнулась в своем горе. Примерно такая же ситуация была и у меня. Но теперь мы были друг у друга. Я прильнула к его щеке и ощутила на ней соленую влагу. Ваня беззвучно плакал. Мое сердце раскалывалось от жалости, оно не могло вместить всего этого. Я осыпала поцелуями его щеки и глаза, обняла так сильно, как только могла. Я не могла забрать его боль, так же, как не могла избавиться от своей. Она будет частью нас всегда. Но я могла успокоить Ваню. Человек, который знает, что такое горе, который прочувствовал его от и до, всегда может утешить другого. Я тихо запела колыбельную, которой он сам не так давно поделился со мной. И в темной комнате, освещенной лишь тусклым светом фонаря, две тени на стенах обнимались и были одним целым в своем горе и в