Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

я тогда просто думала, что Борьку кому-то отдали, а это я ем просто чьё-то вкусное мясо. И ведь правда: такая вкуснота редко попадала в наши растущие организмы. Кушать хотелось – вот и ели, что давали взрослые, не рассуждая и не думая.

О, эти мясные не столь частые пиршества! Я их до сих пор помню, и кажется, что ничего вкуснее я с тех пор не ела. Порою кощунственно думаю, что Господь предпочёл мясную жертву пастуха Авеля принесённым «плодам земли» Каина, потому что первая жертва была вкуснее второй ). Прости меня, Господи! Никогда не понимала вегетарианцев.

Мясные наваристые супы из свежего мяса, а не из перемороженного, длительно хранившегося в холодильниках в нынешнее время – это что-то.

А беляши, пирожки «с осердьем» – рубленой смесью говяжьего лёгкого, сердца, печени. Ну очень вкусный и сочный фарш получался! Папка учил, как надо было есть беляш: надкусить его и тянуть губами горячий ароматный мясной сок. А если сразу откусишь от беляша, то можно обжечься.

Отдельными котлетами не увлекались. Зачем на них крутить фарш, когда вкуснее есть варёное, или тушёное, или жареное натуральное мясо?

Или вот ещё. Знаете ли вы, что такое рубец? Язык проглотишь от пирожков с рубцом – вот что это такое! Хотя, зная его происхождение, содрогнёшься от брезгливости. В общем, это телячьи кишки и желудок. Бабушка наша не была брезгливой, при разделке туши освобождала от нечистот эти внутренности, попросту выдавливая в «поганое» ведро нечистоты руками. Потом тщательно промывала и кишки и желудок в большом количестве воды, выворачивала их наизнанку и, ошпарив кипятком, сдирала жесткую внутреннюю оболочку. И ничем уже таким плохим не пахло от этих внутренностей.

Мясорубки у нас в то время не было. Для приготовления фарша использовалось специальное деревянное корытце, в котором мясную массу рубили сечкой. Сечка была похожа на маленькую секиру с короткой ручкой, при этом лезвие было очень острым и регулярно затачивалось бруском. Тяжёлый труд, правда? Изрубить мясо в тонко измельченный фарш. Говоря словами бабки: «А что поделаш? Надо!»

Но главное мясное блюдо было пельмени. Да не те, что сейчас в большом ассортименте продаются в городских супермаркетах. Настоящие пельмени, хоть их, говорят, китайцы изобрели, считались традиционно русской едой.

Стряпали мы их всем семейством. Бабушка или мама готовили тесто. Папка рубил в корытце мясо, смешивая разные виды (говядину, баранину) и добавляя специи – перец, соль.

Потом усаживались все вокруг стола, потому что пельменей надо было наделать много-много. Если дело было зимой, то часть пельменей замораживали на холоде и укладывали в деревянные ящики, накрывали бумагой или тканью и присыпали снегом. Ну и, конечно, младшие члены семьи проходили процесс обучения – как стряпать пельмени. А мне было ещё и развлечение – смотреть, как и что делается за столом.

Вот мама от цельного куска теста нарезает куски поменьше, раскатывает их в длинные такие колбаски на столешнице, присыпанной мукой, чтобы тесто не прилипало. От этих колбасок ножом отрезает кругленькие «бочоночки», которые тут же разминаются пальцами в маленькие лепёшечки, а их в свою очередь с помощью скалки раскатывают в тонкие сочни. У мамы и бабушки сочни получаются одинаковые, аккуратные. У меня – почему-то кривые и разновеликие, но всё равно и мои тоже годятся. Съедим потом всё! Мама показывает, сколько надо набирать фарша ложечкой из миски, как укладывать его на сочень и как лепить пельмень. Главное – хорошо скрепить края сочня, а то потом при варке пельмень развалится.

Ради интереса один пельмень делали «счастливым» (я бы сказала, наоборот «несчастливым»), потому что его заполняли мукой или рубленым луком. Интерес был в том, кому во время еды достанется этот единственный пельмень.

Пельмени укладывали ровненькими рядами на чистых фанерных листах.

Всё! Можно варить. У бабушки уже стоит на плите котелок, в котором булькает вода, добавлен для аромата лавровый лист, перец. Бабушка бережно опускает пельмени в котелок, медленно помешивая шумовкой, ждёт, когда они начнут всплывать. Ещё несколько минут, и бабушка начинает извлекать их на глубокие тарелки. Мама подхватывает тарелки и ставит перед каждым на стол. Дальше надо молчать. Только есть.

Я не помню, чтобы я за столом пользовалась приправами – пельмени и без того были вкусными и ароматными. Для взрослых на столе ставились бутылочка с уксусом и такая вот чудесная перечница в виде рыбы, у которой пасть была с дырочками, а на боку круглое отверстие, закрытое пробкой.

Как она попала в нашу семью, я не знаю. Возможно, мама её купила на барахолке, не подозревая о её музейной ценности.

Перечница эта не была разбита при многих наших переездах, малость потускнела от стёршихся красок, но благополучно перешла мне в наследство. Только я её для сохранности храню теперь в серванте. Убрала её от греха подальше после посещения музея фарфора в Кускове. Там я увидела среди музейных экспонатов такую же. Но я больше её ценю не как музейную ценность, а как семейную реликвию и память о совместных семейных трапезах, после которых приходило в голову ощущение, «что жизнь, товарищи, была совсем хорошая»!

Что жизнь была совсем хорошая – это, наверное, только мне, ребёнку, казалось, потому что папа-мама были рядом и все семь человек в нашей семье – вместе.

Я не представляла тогда, насколько тяжёл был труд у отца. И он не сидел в конторе, а обязан был бывать на объектах в любую погоду, зимой и летом. Шахта – предприятие сложное. Но мы никогда не слышали от него жалоб. Зато как мы веселились и смеялись, когда папка пришёл однажды в «живых штанах». На нём были промокшие в шахте, где воды было достаточно, и замёрзшие на зимнем холоде брезентовые брюки, и когда он их снял, то нарочно, на потеху нам, поставил их стоймя в углу. Брюки стали оттаивать в тепле и постепенно оседать мокрой грудой.

Или весело рассказывает о недавней длительной командировке зимой:

– Едем один час на санях, другой и третий, а башкирин-кучер всю дорогу поёт на своём языке. Да так монотонно и одинаково поёт одну и ту же песню, хоть бы разные песни на разный мотив пел. Я его спрашиваю, о чём хоть поёшь?

– Пою, как в селе жила красивая девушка, любила одного парня, а отец не хотел отдавать её за парня замуж.

– И всё?

– И всё.

– Три часа едем, а всю песню в двух словах можно пересказать! – смеётся папка.

И не знали мы, что папка однажды был на волосок