Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

в карасинском подворье, зато есть баня. Теперь не надо будет ходить мыться хоть и к хорошим соседям Карташовым, но всё же неродным. А напротив бани большая вместительная стайка с сеновалом. Это будет жильё для нашей Флюрки, а тёлку я почему-то не запомнила. Возможно, её кому-то продали. Плетень с калиткой отделяет двор от огорода. В огороде обычная будка уборной и красивый вид на прудик, за которым виднеются дома. Прудик совсем недалеко, можно через боковую калитку из огорода пройти к нему.

Наш двор отделён справа высокой каменистой стенкой от соседнего дома. Кто там живёт – предстоит узнать. А пока я выскочила вновь на улицу, чтобы вчерне ознакомиться с окрестностями. Перед нашим домом небольшая площадь – место будущих игр. Конечно, площадь весьма проигрывает перед карасинской обширной поляной рядом с нашим домом, но другой нет. Зато есть магазин – совсем рядом. А на другой стороне площади домики местных жителей.

Я опять возвращаюсь в наш двор. Разгрузка вещей закончилась. Бабка зовёт меня в дом – поесть с дороги. Прохожу в сенцы, вижу прямо передо мной дверь в чулан и другую дверь слева на кухню. Ой, как мало места! Кухонька с печью совсем крохотная, отделённая дощатой стенкой от небольшой комнаты, в которой стоит стол, а сбоку у стены даже не кровать, а лежанка, впрочем, уже застланная постелью. На ней будет спать бабушка, а сегодня и в ближайшие дни мы с нею вдвоём.

Оказывается, из второй комнаты, куда можно попасть через дверной проём без обычных дверных створок, ещё не всё вывезено прежними хозяевами. Например, на стене висит их ковёр, который меня очаровал экзотическим и никогда мною не виданным пейзажем: высокие горы, зелень перед горами южная, с кипарисами, и вид танцующей молодой пары. Танец у них необычный, потому как и пара необычная – грузин с грузинкой в национальной одежде. Я не могла отвести глаз, так поразил меня этот наверняка кустарного изготовления ковёр. Внутренним ухом как бы уловила даже звучащую мелодию, под которую совсем не по-нашему танцуют парень и девушка. Возможно, в каком-то кино я видела грузинский пейзаж и слышала музыку.

Как мне хотелось, чтобы ковёр этот навсегда остался у нас! Но нет. Мама сказала, что его заберут хозяева. А пока у этой стены с ковром на этой вот уже нашей привезённой из Карасей кровати с никелированными шишечками будут спать мама с папкой. Братик Гена на сундуке с приставленными стульями, чтобы во сне не свалился на пол, а старшие братцы Герка и Женька на полу.

– А я-то где? – возмутилась я. – Не хочу спать с бабкой за перегородкой!

Мама успокоила:

– А тебе вот тут, напротив нашей с папкой кроватью поставим твою кроватку, её пока нет.

Но уже поставлены на небольшом комоде в углу слева наш радиоприёмник «Урал», перед окнами стол с откидными крышками и два стула по обе стороны от него. Справа от стола швейная зингеровская машинка, без которой мама «как без рук». А в углу – кадка с фикусом. Надо же! И его везли в такую даль. Вот и всё наше убранство. Уныло как-то! Правда, в последующие дни моя мама преобразила наше жильё занавесками на окнах, шторами на дверях. И над обеденным столом на стене повесили отрывной календарь, и выше над ним в рамочке уже висел портрет Сталина. Откуда только он взялся? Может, как и ковёр, прежние хозяева оставили?

Замотанные дальней дорогой, в этот вечер мы рано легли спать.

Наутро меня разбудили чужие люди в комнате. Умаявшись в дороге, я спала долго. Пришли бывшие хозяева. Молодая женщина меня не так смутила, как строгого вида сухопарая бабушка, которая уверенно сделала обход комнат, словно проверяя, всё ли на месте. Моя мама пожаловалась, что для нашей семьи дом маловат, но молодая стала нахваливать место, особенно баньку по-белому, близость воды и магазина. По её словам, лучшего места нам в селе не найти. Я про себя подумала: «Почему же вы-то уезжаете с этого лучшего места?» Я не знала, что здесь раньше жили бабушка с дедом и их дочь – вот эта молодая женщина. Но дед умер, и дом по наследству перешёл на равных паях сыну и дочери. Сын давно уже жил в Старом Миассе. Дочь вышла замуж и у неё есть пятилетняя девочка – её я тоже увидела, когда однажды по какому-то делу пришла строгая бабушка с внучкой. Внучке хотелось бегать и резвиться, но бабушка то и дело сердито окликала её необычным для меня именем: «Любава! Любава!» Мне хотелось поиграть с этой резвой девочкой. «Фу! Какая бабка злая!» – с неудовольствием думала я.

В этот день я проснулась с живейшим интересом к новому нашему жилью. Мои вездесущие братья влезли по шаткой лестнице на чердак и стали бросать во двор привлекательные предметы: сломанную, без одной ноги куклу, какие-то железяки, старые потрёпанные книжки и – о! – скакалку. Лишённые разнообразия игр и игрушек, мы радовались каждой находке, которая пригодилась бы в наших развлечениях. Потом братцы спустились, из планочек выстрогали вертушку, прибили её на крыше сарая – и туда успели слазить! И братцы быстрее меня познакомились с местной детворой. К вечеру они уже гоняли мяч на улице напротив нашего дома.

В какой-то из дней они привели к нам мальчишку моего возраста. Бабка обрадовалась ему, усадила с нами обедать. Я удивилась: что за радость? Мальчишка как мальчишка. Бабка сказала:

– Это же твой брат троюродный! Шурка Бодров. Только он совсем не Бодров, а тоже Кузьмин. Его отец Миша долгое время жил у нас в Вознесенке. А Шурка в 1942 годе остался сиротой, и его усыновили Бодровы. Их двор вон там, через дом от Голяшкиных.

Шурка не стеснялся нас и вскоре стал на правах родственника часто забегать к нам, а осенью я пошла в четвёртый класс, и Шурке предстояло учиться в этом же классе. Наша семья отнеслась к нему по-родственному. Бодровы не возражали. В деревне невозможно скрыть, что они не родные родители. Других детей у них не было, и Шурку они любили, одевали и обували как деревенских детей. Одежда хоть и штопанная не раз, но чистая и аккуратная.

Судьба к Шурке отнеслась неласково. Отца убило на войне в 42-м, мать вскоре умерла от воспаления лёгких. Кроме Шурки, в семье была старшая девочка Зина. Их на первых порах приютили родственники Копытовы – вон их дом за прудом. Но у Копытовых глава семьи тоже