Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

— И об этом ты писал в «Манчестер Гардиан»?

— Конечно, нет. Я всегда учитываю направление издания. Иначе давно бы уже голодал.

— Продажный писака.

Чарли захохотал и отпил пива. На его усах неприятно осела пена.

— Как там у старины Честертона? «Люди хотят получать беспристрастные, целиком правдивые сведения, которые полностью соответствуют их убеждениям». Я не врал. Я описал то, что мне русские показали, и не присовокупил ни своих интерпретаций, ни выводов, ни сомнений, вот и все. За сомнения мне не платят. Назовем это фигурой умолчания. Я к тому, чтобы ты не доверялся полностью всему, что о России пишут, особенно мы.

— Кто это «мы»?

— Прогрессивная пресса. Мне нравится так о себе думать. Ты знаешь, есть сильное искушение выдать желаемое за действительное, даже у меня. А Советы нам очень помогают, у них, в отличие от производства приличных ботинок, блестяще поставлено то, что называется там «деревня Потемкино». Мне рассказали, какой-то их хитрый чиновник по пути кортежа царя в пустом поле построил красивые фанерные деревни, декорацию, как в опере. Куклы, набитые соломой, вместо крестьян, чучела вместо крестьян и скота. Издали чертовски реалистично. Царь увидел из окна кареты и порадовался обильности и порядку своего царства. Так и записали. Большевики довели это искусство до совершенства. Я к тому, что семью пока туда не бери.

— Обойдусь без твоих советов. Мне совершенно не нужна «прогрессивная пресса», чтобы понимать происходящее в СССР. Я провел там полгода (два месяца, но это было уже неважно, Чарли нужно поставить на место!) и, несмотря на отдельные недостатки и трудности, научился главному: видеть не это, а перспективу!

— Ладно-ладно, верю-верю, в добрый путь. Когда вернешься, интересно будет сверить впечатления. Кстати, где сейчас Эллиот, чем занимается? Сто лет его не видел. А если с баронессой у тебя все покончено, не подскажешь ли ее адресок?

Он игриво подмигнул.

Кристофер посмотрел на часы и поднялся, оставив недопитую пинту.

— Бывай, Чарли. Я пошел. Сижу тут как на иголках.

— А ты-то чем поможешь? И вообще, я бы не спешил, это дело обычно долгое. Не убегай. Давай еще по одной. Я плачу́.

Чарли явно хотелось продолжать разговор.

— Да, кстати, Камилла вышла замуж. И живет в Москве.

— Ого! В Москве? Замуж?! Не иначе, за большевистского барона. Вот это сюжет. Да, у вас, похоже, исход в землю обетованную. Нет, я пока поскриплю в нашей merry England. По крайней мере, пиво тут хорошее и абсурд привычнее. Удачи тебе. Кстати, пиво в Москве — дрянь.

Разговор расстроил Кристофера. Надо же было встретить этого болвана в такой день!

Чтобы успокоиться, Кристофер зашел в букинистический напротив рынка. Он загадал, что первая книга, которая попадется ему на глаза, будет неслучайной. Первой попавшейся ему на глаза книгой, однако, оказалось сочинение о теореме Ферма, что заставило его улыбнуться своему глупому суеверию.

— Чем могу вам помочь?

Из душного книжного чрева вышел человек в очках таких сильных, что глаза его, казалось, смотрели со дна бутылок.

Кристофер не успел ответить: взгляд его упал на книгу в руках продавца. Первое издание Кэрролла, 1872 года, кирпичного цвета, «Through The Looking Glass and What Alice Found There»[74]. Первая книга, которую он прочел сам, подарок родителей на Рождество. Потом она куда-то затерялась.

— Чем могу помочь? — повторил очкарик чуть громче.

— Прошу вас, продайте мне эту книгу!

Немного ошарашенный страстностью покупателя, букинист долго шуршал вощеной бумагой, заворачивая.

А Кристофер, увидев сейчас эту книгу, подумал: наверное, это знак — у них дочь. Алиса.

Предчувствие не обмануло. Опытная пожилая акушерка мисс Рипли, присланная из Адденбрукской больницы и появившаяся на барже Nadezhda в смешной шляпке, слишком крошечной для ее мясистого лица, мастерски приняла здоровенькую девочку в семь фунтов пять унций с отличными сухожильными рефлексами.

Ханна, измученная, спала.

Так, 20 июня родилась Алиса Уэскер.

Татьяна Речная.

Глава 27

Записи Ханны. «Коммерческий квакер». Непрощание

Отплытие из Тилбери в Ленинград голландского грузопассажирского парохода Commercial Quaker[75] задержали на два часа. Плыть в Ленинград нам с Алисой приходилось одним.

Маша передумала. Я до последней минуты ждала ее на кембриджском вокзале, поезд едва не ушел без меня. Не пришла. И вот я сидела на лавочке мрачноватого, несмотря на людскую кутерьму, пассажирского терминала Тилбери, где в металлических переборках кровли портовый коршун охотился на гнездившихся там голубей.

Мне уже хорошо был знаком этот терминал: отсюда мы с Кристофером провожали в мае Камиллу, а потом, в июне, отсюда же в Ленинград отплыл и Крис, на этом же «Коммерческом квакере», с этого же причала. А сейчас август. Наконец отплываю и я.

Кристофер писал из Ворожа, что стройка идет полным ходом, что он снял хороший, очень русский дом неподалеку, с садом, на тихой улице, с замечательной квартирной хозяйкой, и для полного счастья не хватает только нас с Алисой.

С двумя чемоданами и Алисой в бордовой коляске (подарок Маши и Флоренс) я сидела в Тилбери с открытым на одной и той же странице учебником русской грамматики и думала, что уезжать навсегда оказалось нетрудно. Хотелось только одного: поскорее!

Алиса спала. Она росла спокойной, улыбчивой, плакала редко.

В киоске терминала я купила леденцы от морской болезни, и женщина за прилавком тяжелым, крупным лицом показалась мне похожей на мать.

За две недели до отплытия я решилась и написала матери, что уезжаю с Алисой в СССР. Надолго, возможно, навсегда, и хотела бы проститься перед дорогой. Дата и время отплытия. И что буду ждать в порту.

Я вложила в письмо фотографию, снятую Камиллой перед ее отъездом в Россию, еще в мае, во время нашего прощального выходного.

Она тогда наснимала много, но хорошо получились только два кадра: там, где мы сидели в плоскодонке, под Мостом Вздохов, в солнечных бликах, и там, где стояли на мосту Клэр.

Камилла отпечатала эти удачные кадры в нескольких копиях. Одну из них Кристофер забрал с собой в Ворож, другую, подписав, оставил мне, а третью я отправила матери.

Сама не знаю почему, мне вдруг стало так важно примириться с матерью перед отъездом. И если не примириться, то хоть попрощаться по-человечески!

В ответ от матери не получила ничего.

Наша последняя встреча окончилась плохо.

Произошло вот что. После отъезда Кристофера и Камиллы в Россию вся наша компания как-то разъехалась по миру, и мы с Алисой остались на барже одни. Я жила ожиданием отъезда, время это выдалось самым одиноким. Маша и Флоренс все время звали переехать к ним, но я почему-то колебалась.

Однажды, когда Алиса уже спала, а я, перестирав ее подгузники, тоже собиралась ложиться, раздался шорох. Кто-то явно крался по палубе. Я похолодела. Взяла