Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

еще не все. Товарищи, мне очень радостно, что многие из вас выбирают будущее и решают сделать Сталкон своим домом навсегда. Кристофер и Ханна, у меня есть для вас самая хорошая новость. Я приберегал ее для сегодняшнего дня.

Кронвальдс достал из папки какую-то бумагу.

Кристофер радостно посмотрел на Ханну, уже зная, что это значит.

— Я рад сообщить тебе, Кристофер Уэскер, что ваша с Ханной просьба о гражданстве СССР…

— …удовлетворена! Товарищи, Кристофер и Ханна ранее отказались от гражданства империалистической Великобритании, и теперь они советские люди!

Все вскочили, бросились их поздравлять.

Их обнимали, тормошили, словно они объявили о помолвке. Захмелевший от водки, Кристофер целовал мягкие губы Ханны, все в сладком апельсиновом соке.

Наконец, все расселись опять.

Вдруг молча со стопкой в руке поднялся седой человек, сидевший по правую руку от Кронвальдса. Поднявшись, он слегка качнулся. Эльза начала было переводить, но Кронвальдс посмотрел на нее со странной выразительностью, и она перестала.

— Товарищи, меня зовут Павел Виттен. Я счастлив быть с вами на этом празднике, на который сам напросился, а старый друг Тео не мог отказать. Я геолог, товарищи. Все мои предки при старом режиме были геологами. И вы понимаете, как ранее классово чуждый элемент, я попал на остров Вайгач…

— Павел, зачем ты это? Что за мемуары? Ты много выпил… — прервал его поднявшийся Тео.

— Что он говорит? — спросил Кристофер, и Ханна стала переводить ему на ухо.

— Да, я выпил, но это ничего, ты не беспокойся, Тео. Я скажу только то, что нужно, ничего лишнего. Только правду. Я хочу сказать, товарищи, что вы приехали в удивительную страну удивительных людей! Таких людей вы не встречали у себя, я уверен. Я учился в Тюбингене, потом в Риге преподавал. Оглядываясь назад, я понимаю, я никогда не испытал бы такого счастья и такой научной судьбы, если бы меня не отправили этапом на Вайгач!

Ханна лихорадочно подыскивала слова.

— А шторм! Я в первый раз плыл на корабле. Высунешься в люк — буйство волн, красиво! На палубу нельзя, только для оправки. Трое суток мы туда плыли. Я сухопутный человек. Морская болезнь это, я вам скажу, не самое приятное. Рвота, стоны, вонь. Приплыли. Высаживаются живые. Неживые выгружаются!

— Так, дорогой мой Виттен, совсем тебя развезло, и опять ты стал философом.

Кронвальдс, натужно улыбаясь и не вставая со стула, плотно ухватил друга за локоть и силой усадил опять на стул. Тот продолжал уже сидя:

— Погоди, Тео! Я хочу сказать, что мы сделали невозможное на этом острове, товарищи! Мы перестали импортировать флюориты для родной металлургии и платить за них валютой. У нас теперь есть свои флюориты! Поймите, решимостью отдать всего себя до конца за государственную необходимость определяется ценность каждого из нас. И так мы должны воспитывать детей!

Раздалось несколько неуверенных хлопков.

Кронвальдс смотрел на Виттена пристально, с беспокойством. Ханна больше не переводила, несмотря на молящие взгляды Кристофера.

— Поймите, наши жизни мы только на время заняли у Родины, у партии, и нашего государства. Помнишь, Тео, когда тонул во льдах тот карбас с командой Серова, а нам надо было срочно погрузить на «Бокия» руду, потому что оставался день до конца навигации? И они кричали, тонули, просили о помощи, но мы знали: Родина ждет нашу руду. И мы погрузили руду, мы успели! Наша страна — это страна героев, товарищи!

И тут в беспроволочном радиоприемнике торжественно, мощно, победно ударили куранты Кремля. Все встали, одновременно заговорили, зазвенели бокалы, словно именно в это мгновение по сигналу все действительно пересекли какую-то невидимую границу.

— О чем говорил этот геолог? Ты мне расскажешь? — попросил Кристофер.

— Да. Потом.

Радость Ханны как-то улетучилась. Этот неприятный седой человек испортил ей настроение.

Но опять заиграл патефон, и Кронвальдс, решительно подойдя прямо к Ханне, щелкнув каблуками, пригласил на танец. Его рука была спокойной, тяжелой и жаркой… Это помогло ей почти забыть неприятного Павла Виттена.

— Виттен прекрасный специалист и не раз доказывал свою абсолютную преданность, но, когда выпьет, становится немножко безумным и любит фантазировать, — сказал Тео, словно читая ее мысли.

Ханне хорошо было видно сквозь стекло, как, не надев ни пальто, ни шапки, геолог, сгорбившись, курил под звездами у сугроба.

Потом она увидела, что к нему подошел Кристофер и, видимо, попросил огня. Они начали разговор, но говорили недолго. Кристофер бросил папиросу в сугроб и, резко повернувшись, быстро зашагал к оранжерее. Ханну поразило, что геолог поднял выброшенную Кристофером папиросу и положил в карман.

Танец окончился. Ханна отняла руки от горячих плеч Тео. Во время танца он смотрел только на нее.

Подошел Кристофер.

— Что-то случилось? — спросил Тео, заметив, что он расстроен.

— Ничего, — напряженно улыбнулся Кристофер, а потом шутливо стал в фехтовальную стойку, нацелив на Кронвальдса воображаемую шпагу: — Я Отелло и я буду тебя убивать!

Тео захохотал и пошел к выходу, доставая из кармана папиросы.

Как только он отошел, тревожное, затравленное выражение вернулось на лицо Кристофера.

— Крис, что происходит? Этот геолог, что он тебе сказал? Я видела.

— Он говорил нонсенс! Некоторым нельзя пить. Давай лучше потанцуем. А то я и правда начну ревновать тебя к Кронвальдсу.

Геолог и Тео курили теперь вместе в квадратах света на снегу, как курят люди, которым не нужны слова.

Потом все играли в шарады, водили хоровод под Schneeflöckchen.

Потом Ханна с Кристофером исполняли Auld Lang Syne, уморительно изображая шотландский акцент и игру на волынке.

А потом Эльза, встав на стул, запела «Интернационал». Она брала в Берлине уроки академического вокала и пела прекрасно.

И все встали и подхватили…

И Стеклянный дом светился во тьме, как гигантский фонарь.

Возвращались под утро. Хохоча и не чувствуя холода, попеременно несли на руках Алису, проспавшую все это время на сваленных в кучу пальто.

Глава 29

Свет в ночных окнах

Восьмого января Тео Кронвальдс поедет на заседание Ворожского горсовета и не вернется.

Эльза, измученная тревогой, прождет до двух ночи. В четыре ее разбудит стук в дверь. Она в одной рубашке понесется открывать, уверенная, что это муж вернулся. Войдут трое чисто выбритых юношей в красно-синих фуражках. С ними ворвется морозный пар.

— Гражданка Кронвальдс? Мы пришли, чтобы отвезти вас к мужу, — скажет один.

— Случилось несчастье. Автомобиль вашего мужа попал в аварию, — произнося заученное, скажет другой.

Она выдохнет, схватившись за горло пальцами.

— Тео! Он жив?

Юноши в фуражках переглянутся.

— Да, он жив. Мы отвезем вас к нему.

— Ja, natürlich, natürlich![80] Я быстро!

Она метнется в спальню, метнется обратно к ним.

— Он сейчас?..

Эльза забудет, как по-русски сказать «в сознании».

— Он… сейчас говорит?