Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

Они переглянутся опять.

— Когда уезжали, говорил, — усмехнулся первый.

Эльза опять метнется в спальню, крикнет оттуда:

— Что мне с собой взять?

— Смену белья. Мыло.

— Смену белья… Да-да, конечно, сейчас. Для Тео.

Она замечется по комнате. Наспех натянет на себя то, что подвернется под руку. Не найдет шерстяных чулок. Да где же они?! Наденет нитяные, zur Hölle mit! Черт с ними!

Захнычет во сне Клара. Она поцелует ее в волосики, и малышка успокоится.

Она поцелует ее еще раз. И Володю. Вдохнет запах. Теплые, родные, пахнут сладко. Как же их оставить, с кем? Не с этими же мальчиками в форме!

На часах 4 часа 17 минут. Она крикнет из спальни:

— Товарищи, мои дети не помешают. Они спят. Они тихо спят. Я возьму их с собой. Через один час и тридцать минут мне нужно кормить… У меня молоко…

— Не волнуйтесь, о детях позаботятся.

— Кто?

— Хотя бы и я, — скажет второй. — Дети в спальне?

И он бесцеремонно пройдет прямо туда.

Почему-то появится тревога и странное чувство, что юноши какие-то ненастоящие.

— Да, но как же?..

Третий посмотрит на часы недовольно.

— Гражданка Кронвальдс, ситуация чрезвычайная. Вам дорог муж или нет? Собирайтесь, у нас очень мало времени.

— Но… дети спокойные… они не будут мешать. Они спят. Я привыкла. Они не будут мешать. Мне нужно скоро их кормить. Молоко.

Эльза заколеблется, потому что ей покажется… Нет, не может быть. Ей покажется… что один из них кусает губы, чтобы не расхохотаться… Конечно, показалось. Она, наверное, просто сходит с ума.

— Ко времени кормления, гражданка Кронвальдс, вы уже вернетесь. А товарищ Корнев за ними приглядит. Мы вас мигом примчим обратно. Вы понимаете — ми-гом!

Эльза оглянется в почкообразное заднее окно машины. В темноте позади будут светиться три окна одноэтажного бревенчатого дома, который им с Кронвальдсом выделили в Вороже. Она впервые заметит, что в окнах перекладины, похожие на три раза повторившуюся букву «т». За этими окнами — ее дети. Грудь начнет распирать от молока. Только бы с Тео ничего серьезного. Здесь хорошие врачи. Все будет хорошо.

Три светящиеся буквы «т» в темноте.

Машина тронется.

— Извините, в какой он больнице?

Они ничего не ответят. Не слышат. Возможно, мешает шум мотора.

— Извините, пожалуйста, в какой он больнице, в центральной? — повторит Эльза вопрос, уже громче.

Выписка из дела

«Федор (Теодор) Кронвальдс, 1897 года рождения, уроженец хутора Юдупи, бывш. Курляндской губернии, арестован 7 января 1937 года следственной частью НКГБ СССР как участник “Параллельного антисоветского троцкистского заговора” и шпион английской разведки. Присужден Военной коллегией Верховного суда СССР 30 января по ст. 58-1а УК к ВМН (высшая мера наказания) с конфискацией имущества. Приговор приведен в исполнение. Полигон “Коммунарка”. Дело закрыто».

«Эльза Раух, 1914 года рождения, уроженка Берлина, арестована 8 января 1937 года следственной частью НКГБ СССР как участница “Параллельного антисоветского троцкистского заговора” и шпионка германской и британской разведок. Присуждена Военной коллегией Верховного суда СССР 30 января по ст. 58-1а УК к ВМН (высшая мера наказания) с конфискацией имущества. Приведение приговора в исполнение невозможно. Смерть от естественных причин: сепсис на почве воспаления молочной железы, заверенное заключение о смерти прилагается. Дело закрыто».

Передовица газеты «Путь к коммунизму», органа Ворожского обкома партии, от 1 февраля 1937 года: «Расстреляна чертова дюжина!»

«30 января 1937 года приговорены к расстрелу тринадцать врагов народа, состоявших в Параллельном антисоветском троцкистском заговоре. Решение Верховного суда расстрелять предателей социалистической Родины с восторгом встретили трудящиеся Ворожа, вышедшие на 200-тысячный митинг, чтобы приветствовать приговор и выразить свою преданность делу Ленина — Сталина. “Ничто не помешает нашему народу жить, побеждать и добиваться счастья! Враги будут уничтожены!” — сказал на митинге ворожский писатель Ю. Стальский. Его слова были встречены бурными аплодисментами. Трудящиеся скандировали: “Расстрелять как бешеных собак! Слава партии Ленина — Сталина! Слава! Слава! Слава!”»

Глава 30

Записи Ханны. Снег и вороний грай

(20 марта 1937 года)

В ту субботу я была свободна от дежурства в роддоме. У Кристофера на строительстве длился вынужденный выходной. Несмотря на зиму, много было работы в подземных котельных, но с внезапным исчезновением Кронвальдса на стройке началась полная неразбериха с поставками, а потом поставки просто прекратились. Кристофера терзала дичайшая бессонница, и это, наверное, была первая ночь, когда я не слышала его шагов по кухне.

В ту субботу, как всегда по выходным, Алиса забралась к нам в кровать, читали Wind in the Willows[81], дурачились. Кристофер бросал в нас подушкой. Повеселел немного. Постучалась баба Шура, позвала на кухню. Пили с ней чай с булками и говорили по-русски… О чем же говорили? О всякой ерунде — кажется, о рецептах борща, о наших синих тарелках и что на них изображено. Опять учили Кристофера произносить русское «р» в середине слов — бесполезно! Смеялись.

Потом баба Шура забрала Алису на свою половину, она вообще много с Алисой возилась, они обожали друг друга. Мы, воспользовавшись минуткой, украдкой, как подростки, сбегающие с уроков, прокрались обратно в постель, истекающие ненасытностью.

…Потом я лежала ухом на его сердце, слушала завораживающе мерные удары и вдыхала родной солоновато-свежий запах пота.

— Надо вставать, — сказал Крис.

— Погоди еще немного.

Свет на потолке стал другим. За окном кричали на влажных голых ветках грачи, звали весну.

— Только не ругайся, Крис, хорошо? Я не верю, что Кронвальдсы оказались врагами. И еще. Наш главный гинеколог Камышев в пятницу не пришел на плановую операцию кесарева. Женщина сорока лет, первородящая, с гипертонией. Пришлось мне, представляешь?! Без хирурга. Это невозможно. Он никогда раньше…

Кристофер тяжело молчал, сердце его заколотилось под моим ухом так, что казалось, выскочит.

— Я и Светлана, наш анестезиолог, звонили ему раз десять. Его телефон не отвечал. У него жена и взрослая дочь, студентка. Кто-нибудь из них обязательно бы ответил… А потом…

— Что потом? — Он вскочил и сел на кровати, опустив ноги. — Мне надоел этот разговор о твоем главвраче, понимаешь? Давай поговорим, о чем-нибудь другом! Неужели больше не о чем?

— …А потом пришли люди в костюмах, но явно военные, часа три обыскивали его кабинет. Опечатали и ушли. Наследили талым снегом. Что это, Крис?

— Господи, Ханна, это же простая логика! — шепотом прокричал Кристофер, оглядываясь на дверь. — Простая логика. Мы… мы совершенно не знаем ни убеждений, ни прошлого окружающих нас людей. Троцкизм, как раковая опухоль, пытается разъесть страну, помешать, засылает своих диверсантов, агентов, устраивает заговоры, предательство так глубоко проникло… Они умело маскируются.

— Тео и Эльза — шпионы, троцкисты? Крис, милый, но это же бред. С таким же успехом можно обвинить в чем угодно и нас с тобой.

— Господи, Ханна, да замолчишь ли ты наконец?

Он с