Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

послушай. Наши газеты пишут только про тупых и пьяных штурмовиков, про нападения на евреев, драки, а там собрались совершенно нормальные люди, вот как здесь. С этой точки зрения Гитлер, на мой взгляд, требует гораздо более внимательного изучения, чем шельмования нашего Би-би-си. Что плохого — быть патриотом и защищать интересы своей страны? Понимаешь, там никакого классового чванства: рабочие рядом с высоколобыми преподавателями университетов, всех объединяет национал-социалистическая партия, между прочим. И знаешь, что есть у них, чего нет у нас, здесь? Любовь к своей стране и одержимая, непоколебимая вера в собственное великое будущее, в отличие от нас и… всей вот этой нашей тухлятины, — Чарли сделал круговое движение рукавом хорошего костюма. — И ради будущего они готовы действовать, а не болтать. Немного их духа здесь бы тоже не помешало. Я взял несколько интервью. Красивые фройлейн, между прочим, а сиськи!

— Ты поосторожнее: если тереться о коричневое дерьмо даже просто как журналист, обязательно потом найдешь его на рукаве.

— Они за сильное государство и сильного лидера, что в этом плохого? Мы все их унизили в Версале, а немцы — гордый и воинственный народ с историей, ничуть не менее древней и богатой, чем наша, и унижение такого народа никак не могло сойти с рук ни нам, ни лягушатникам. Попробуй посмотреть на вещи через их прицел. Как бы нам понравилось такое?

— Ты обезумел, Чарли. Тебе можно втюхать что угодно, если показать красивые сиськи. Ты, похоже, попал под обаяние этих опасных подонков. Да если они когда-нибудь станут политической силой, это катастрофа! Они истребят коммунистов.

— A что сделают с «наци» коммунисты, если станут политической силой в Германии? То же самое. И будут правы. Побеждает сильнейший. И он же диктует условия. Это как католики и протестанты. Бог один, но море крови из-за частностей. Вообще, у них и коммунистов только один явный пункт расхождения — евреи. Ты бы послушал мою мамашу, она считает, что это именно «еврейское» Веймарское правительство поставило страну на колени, что «красный потоп» надо остановить, и мечтает вывести евреев и коммунистов, как кухонных тараканов! Воинственная стала, жуть. Собирает у себя в Тиргартене салон таких же, как она, седовласых единомышленников. Я посоветовал ей купить левретку, заткнуться и не лезть в сложную политику, в которой она ни черта не понимает. Я считаю, что антагонизм к евреям — это временно, болезнь роста, от неуверенности в себе как политической силе. Если наци получат власть, они успокоятся, повзрослеют: ведь у евреев — банки, а любой партии нужны деньги, кредиты, так что все будет хорошо. Представляешь, мои родители развелись на почве убеждений. С ума сойти. Как отец прожил с ней столько лет — не понимаю. Сейчас папаша занимается любимым делом: играет на тотализаторе.

Кристофер слушал внимательно.

— Ты говоришь страшные вещи.

— Не бойся, он не всегда проигрывает, — захохотал Чарли.

— Все еще хуже, чем я думал. Ты думаешь, твои отглаженные «коричневые» действительно когда-нибудь возьмут верх? И нет никакого способа им помешать?

— Есть, дружище! Как раз об этом я написал статью для «Гардиан». Если коммунисты создадут коалицию с социал-демократами, тогда у них повышаются шансы.

— Ну вот, не все так плохо.

— Вот только знаешь, что мне сказали деятели профсоюза текстильщиков в Берлине? Что твоему Сталину очень не нравится идея коалиции коммунистов с либералами и другими социал-демократами. Более того, Москва им всякие дела с этими партиями запретила. А сами по себе ни коммунисты, ни тем более либеральный лагерь не имеют поддержки у немцев. Сужу по мамочке. Либералов связывают с главной немецкой раной — поражением в войне. Да и сами они погрязли в сварах, разобщены, самонадеянны и занимаются ерундой. Консерваторы слишком одиозны и еще мыслят в категориях чуть ли не Семилетней войны. Поэтому у национал-социалистов, пожалуй, много шансов.

— Меня все это не касается. Я уезжаю в Россию, — резко бросил Кристофер. Его все больше раздражал этот разговор.

— И что ты собираешься делать в России?

— Строить промышленные оранжереи для советского правительства. Ждем визу.

— О, я ездил в Москву в прошлом году. Писал для «Манчестер Гардиан».

— Ну и как?

Чарли помолчал, собираясь с мыслями.

— Ты знаешь, эти ребята делают совсем не то, что мы здесь себе воображаем.

Кристофер напрягся:

— А что они, по-твоему, делают не так?

— Вот и ты сказал — «оранжереи для советского правительства». Там все теперь для правительства. Вся власть в руках кучки высших политиков, и в том, что они выполняют волю народа, не принято и очень опасно сомневаться. Со своими политическими оппонентами расправляются безжалостно под предлогом, что это в интересах народа. Все там теперь в интересах якобы простого народа. Но сами-то далеко не просты. Гениально устроились, если честно. Избавившись от одного царя, русские посадили себе на голову другого. Этот Джо похож на итальянского гангстера. Говорят, он в молодости грабил банки.

— Ну, конечно, миллионы русских недоумки, а ты приехал и все про них понял! Наше обычное британское высокомерие. Пошел ты!

— Не кипятись. Я не о том. Ты пойми, большевики делают совсем не то, о чем писал Маркс: отмена частной собственности, отмирание государства, исчезновение классов. Они усиливают государство так, как не снилось никакому царю, и частная собственность никуда не делась, она просто стала собственностью государства, то есть небольшого закрытого клуба большевиков. Это новый правящий класс. Всем производством и распределением распоряжаются они. Получается, что главный собственник — коллективный: этот самый клуб, партийная верхушка. Маркс об этом не писал, и это не совсем то, что они там затевали с самого начала. Или совсем не то.

— Так я и знал, что ты ни черта в этом не смыслишь, Чарли, — облегченно засмеялся Кристофер. — Это необходимо для организации эффективной плановой экономики. Продукты труда распределяются по труду. Не смеши людей, лучше почитай об этом для самообразования, об этом Камилла написала отличную книгу.

Чарли тоже засмеялся.

— О, я давно мечтаю об автографе нашей баронессы. А с русскими все закономерно. После гильотин и «эгалитэ» всегда приходит император. Вот только неизвестно, на сколько у русских хватит энтузиазма кормиться обещаниями будущего социального рая. Живут они по-прежнему очень и очень плохо.

— У русских рабочих есть надежда на будущее, в отличие, например, от рабочих Уэльса.

— Да, но вот только что будет, когда энтузиазм русских кончится, а дивного нового мира не наступит, скажем, лет через десять — двадцать, как и чем государство будет вызывать у них энтузиазм тогда? И если русские догадаются, что их одурачили… Не устроят ли еще одну революцию своему «народному правительству»? В прошлый раз у