Кержачка - Альберт Сергеевич Яковлев

вечер обнял девушку. В измученных и счастливых глазах ее, испуганно и радостно устремленных на парня, блеснули и потерялись в миг две крохотные чистые слезинки; такими слезинками, чистыми и беспечальными, надевая веснами нежно-зеленый свадебный наряд, проблескивает чудесная молодка береза…

— Только ты уйди потом… Я не хочу, чтоб соседи знали! — почти неслышно, но по-прежнему повелительно шепнула Тамара.

VI

Жадным до счастья делает человека любовь. Тамаре теперь всего было мало…

Раньше она бы, наверное, успокоилась на том, что утерла-таки нос Чекину: станок его, в конце концов, освоила и недосягаемую на первых порах норму вытягивала. А теперь нет… Теперь уж ей хотелось не просто наступить на пятки старику, а идти или вровень с ним или впереди. К этому же, казалось, толкал ее и Поставничев.

Всякий раз, встречаясь с девушкой в узком коридоре бытовки или шумном пролете, парторг щурил сероватые въедливые глаза, будто спрашивал: «Ну, а как дальше?..» Тамара поначалу тушевалась под этими прищурками, отворачивалась. Потом привыкла и как-то, даже совершенно неожиданно для себя, в ответ тоже хитро, подмигнула Поставничеву.

— Ты чего? — удивленно хмыкнул он, затормозив, уже возле следующей двери — с табличкой «техбюро». — А-а, понятно!.. — Смеясь, вернулся к Тамаре и, прижавшись узкой сутуловатой спиной к грязной стене бытовки, нетерпеливо расспросил:

— Как дела? Освоила станок? Молодец! Хотя… Хотя рано тебя хвалить.

— А я и не прошу, чтобы хвалили. Откуда вы взяли?

— Ладно, ладно. Знаю, что не просишь. И все же, а?

— Что?

— Подумай. К сожалению, сейчас не могу с тобой — ждут! А вечерком можешь зайти: потолкуем…

Тамара хотела узнать, о чем предстоит «потолковать», но не успела: сухонькая фигурка Поставничева маячила уже в конце коридора, парторг, несмотря на хромоту, — ногу придавило болванкой в прессовом, где работал лет пять назад, — передвигался удивительно быстро. Вечером, вспомнив о разговоре, она заглянула в партбюро, но Поставничева не было — вызвали в партком. Тамара решила зайти на следующий день, да так и не зашла: помешали обстоятельства, помешала другая встреча.

В тот день Тамара пришла на завод рано — не поспалось… Приняла смену, получила в кладовой инструмент и, хмурясь, стараясь наступать на ярко-желтые веселые лоскутья, отпечатанные солнцем там и тут — по всему промасленному торцовому полу, прошла к своему станку.

Только запустила первую деталь, как в цехе появился Гопак.

Неторопливо пронес он грузноватое свое тело по первому пролету, то и дело улыбаясь, кивая знакомым, кивнул и Тамаре, — они познакомились в БРИЗе, — и тоже улыбнулся ослепительно-чистой, «южной» улыбкой. Скрывшись ненадолго в бытовке, он вышел оттуда с Женей.

Тамара почему-то всегда была неравнодушна к этим людям. Они казались ей красивее других, умнее, интереснее и очень уж подходящими друг для друга. Гопак, конечно, не молод, — Женя моложе его лет на двенадцать, — и за последние год-два он чуть погрузнел, темные взвихренные волосы слегка прихватило инеем, но разве чувствуется между ними разница? Иван Евгеньевич по-прежнему бодр и жизнерадостен.

Тамара заметила в то утро, с каким удовольствием, даже с восторгом брался он за очень, казалось бы, скучное дело: освоение копировально-фрезерного станка, который на днях поставили в цехе. Он, наверное, минут пять ходил вокруг да около, ласково похлопывая ладонью по тускловатому корпусу и бросая Жене, как можно было догадаться, одобрительные реплики. Цыганские глаза изобретателя-самоучки блестели, да и сам он в те минуты напоминал цыгана, завороженного красавцем конем.

Женя только посмеивалась, наблюдая за мужем. И в неслышном ее смехе проскальзывало что-то снисходительное, а может быть, казалось Тамаре, и обидное для Гопака…

Странная она, эта «Гопачка»! Женщины более привлекательной Тамара не встречала пока ни на заводе, ни на Чуртанке. Когда та по вечерам выходит на клубную сцену в роли какой-нибудь Липочки или Ани Березко и влажные зубки ее кокетливо-мило открываются зрителям, зал аплодирует только ей. Конечно, ее место там, на сцене… Недаром даже скромный синий халат, который Женя надевает в цехе, выглядит не просто спецовкой, а изящным театральным костюмом.

Не потому ли она немножко чужая всем, кто работает рядом с нею? «Белая ворона», — говорит Павлик. Ну и что? Разве плохо, если человек талантлив и выделяется среди массы? Плохо? Нет. Женя — молодец! Она под стать своему мужу…

В то утро Женя недолго пробыла с Гопаком. Зевнув в ладошку раз-другой, она засобиралась куда-то. Случайно ее рассеянный взгляд встретился с Тамариным взглядом. Она приветливо издали махнула девушке и, будто вспомнив что-то, наклонилась к мужу. «Обо мне!» — догадалась Тамара, потому что Гопак, выслушав Женю, тоже взглянул на девушку и улыбнулся. Она вспыхнула и отвернулась.

Часа через полтора он сам подошел к ней. Подошел разгоряченный, в одной клетчатой ковбойке, — старая куртка его из желтой кожи давно уже была сброшена, валялась на «крыше» чекинского шкафчика; в ямке полного бритого подбородка посверкивали крошечные капельки пота.

— Здравствуй, Тамара! — широко улыбаясь, подал он девушке руку. — Давненько не видались с тобой… Как живем?

— Ничего, Иван Евгеньевич…

— Ничего — пустое место. Слыхал я: с Чекиным сражаешься… Так?

— Куда мне, Иван Евгеньевич! Далеко мне до него…

— Далеко ли?

— Конечно! Он же, сами знаете…

— Знаю, знаю! А ты все же не сдавайся. Крепкая же ты… Кержачка!

— Не сдаюсь я, но… — Тамара замолчала, по привычке подавляя в себе желание открыться другому.

— Ну и верно. Ты же права!

— Да?!

Иван Евгеньевич первый сказал то, что она хотела бы после появления статьи услышать от Поставничева, от Павла, который все не ехал и которого она так ждала, от Переметова, от всех… Большими, добрыми руками он снял с нее груз сомнений, и Тамара, полная теперь признательности к этому и без того уважаемому ею человеку, решилась. Она сказала ему все, что думала.

Гопак с серьезным видом, поджав полные губы и сдвинув на широком переносье брови, выслушал горячие слова о человеческой несправедливости, о человеческой хитрости и т. п., в конце же рассмеялся и пообещал:

— Ладно. Посмотрю я у Чекина оснастку. Может, мы с тобой почище чего сообразим.

«Чего сообразим» — Тамара не знала. Но она поверила Гопаку. Она мало знала его, но то, что знала о нем от людей и из газет, и то, что он искренне сочувствует ей, давало право на такую веру. Тамара была уже убеждена: Иван Евгеньевич придумает такое, что поможет ей сразу вырваться вперед, хоть на полшага да обогнать очкастого старика и… чуточку приблизиться к тому большому, заветному, что воплощал в себе изобретатель Гопак.

Иван Евгеньевич выполнил обещание. Дней через пять, когда освоение копировально-фрезерного станка подходило к концу, он снова подошел