Кержачка - Альберт Сергеевич Яковлев

— Попробуй-ка, Томочка. Должно быть, лучше, чем у старика. Это уж я сам накумекал — чекинские приспособления на твою деталь не пойдут. А это, думаю, пойдет.

Тамара держала сверток в руке и не знала: или сейчас развернуть его и попробовать, или потом. Рука ее дрожала.

— Не знаю, как и благодарить вас, Иван Евгеньевич!..

Гопак отмахнулся:

— Свадьба будет — на свадьбу пригласишь. Вот так.

— Обязательно, Иван Евгеньевич.

VII

Свадьбу сыграли уже поздней осенью. Развеселая, шумная, она неприятно поразила чуртанских жителей, людей по природе суровых и малообщительных, непривычных к тому, чтобы из рубленых изб их выносились сор или радость.

— Бед-да, не нарвалась бы девка!.. — вздыхала в разбуженную гармошкой темень старая Поздеиха, откидываясь на завалинке так, что трещал под напором ее широкой спины резной наличник. — Бед-да! И совету дать некому — не дождалась покойница… А дочка вон-те!.. Весь Чуртан на ноги подняла, пирует со своим шалыганом!

— Да уж верно! — вторила ей Фрося. — А думаешь, Степановна, нужон ей материн-от совет! Как-ак же! Сколь раз я сама ей говаривала, сколь раз!..

— То ты, а то мать!.. А чего, чего ты, Ефросинья, советовала девушке?

— Да так уж… — Фрося обиженно поджала сухие губы.

В это время из распахнутых ворот антипинского дома, оглушительно треща, вылетел мотоцикл. Следом вышел коренастый парень без пиджака, но в галстуке, а через минуту выбежала девушка в белом, прижалась к плечу парня.

— Вот они, — прошептала Фрося, толкая локтем свою квартирантку, молоденькую учительницу Элеонору Давыдовну, которая до сих пор сидела молча, неумело лузгала семечки, разнимая хрупкую скорлупу ногтями.

— Да-да… — черные громадные глаза Элеоноры Давыдовны блестели: ей давно уже прискучило жить в квартирантках, и она бы, не раздумывая, поменялась местами с удачливой соседкой.

А удачливая соседка никому бы не уступила своего места. Теснее, теснее прижималась она к теплому плечу мужа, пока тот не обнял ее и не поцеловал крепко-крепко…

— У-ух! А зачем?.. Павлик, зачем он поехал? — отдышавшись, спросила она. — Хватит уже вам сегодня!..

— Чего хватит? А-а!.. — Павел весело фыркнул. — Ясно хватит. Да Игорь не за тем и поехал. Он за Симой, она во вторую работает.

— Так ведь поздно уже?

— Где же поздно, Томка? Часу еще нет!

— Поздно! — упрямо повторила она и кивнула на притихшую Поздеиху, которую только что заметила. — Разговоров будет много. А я не хочу!

— Что нам соседи твои — указ? Мы сами с усами — семья!

Павел счастливо, как-то совсем по-мальчишески рассмеялся. Тамара даже не улыбнулась, она рассердилась.

— Не хочу!

— Да почему?

— Я не хочу, чтобы Симка приезжала к нам. Не хочу. И сам знаешь, почему…

— Глупости говоришь, Тамара: у нас же с ней ничего не было!

— Все равно!

Когда они скрылись в воротах, Элеонора Давыдовна, слышавшая все от первого до последнего слова, зябко повела плечами:

— Симпатичный молодой человек!..

Поздеиха отрезала:

— Шалыган! Они с Новой Чуртанки все такие. О-ох, нарвется девка!

— Уж нарвалась! — не удержалась Фрося. Боясь, что перебьют, зашелестела сухими губами: — Ребеночка наша Тамара ждет! До свадьбы еще нагуляла!..

— Врешь, Ефросинья!

— Типун тебе на язык! Когда я врала чего?..

— Ну, полбеды это — с женихом нагуляла…

— С женихом не с женихом — не знаю. Сама не видала, а от людей слыхала.

— Слушай, чего там люди-то болтают!..

Элеонора Давыдовна, видно, думая о своем, обронила в осеннюю темень:

— А Тамара с характером девушка. Она уж не упустит свое!..

Приехал Переметов с Симой, и продолжалась прежняя свадебная кутерьма: застольное веселье, танцы, игры. Больше танцы: недаром по Чуртанке ходит глупенькая, но довольно меткая частушка:

В клубе жулика судили,

Присудили десять лет.

После девушки спросили:

«Танцы будут или нет?..»

Тамара тоже не сидела на месте: танцевала без роздыху — красивая и молодая, с лица совсем татарка, если бы не светлый волос. Подол летнего платья, тесно охватившего коренастенькую фигурку, белым облаком забивался в горячие колени. Но танцевала только с Павлом.

— Паша, друг! Брось невесту, сыграй лучше!.. — просил через всю комнату Переметов.

— Ну уж нет, не брошу! — смеялся в ответ счастливый Павел, крепче прижимая к себе Тамару. И не отпускал до тех пор, пока сама она не взмолилась:

— Устала я… Нельзя мне, Павлик, много!

И сидели они потом рядом. Тамарина ладошка покоилась на плече Павла, а тот играл. Ярился в крупных и сильных руках баян, выплескивал жаркие песни, услышанные и здесь, в уральской стороне, и там, куда заносила солдатская служба.

Ой, кто любит,

Тот страдает,

А кто слабый —

Помирает!..

Песни, припевки дружно подхватывали, а когда Павел заводил плясовую, древняя избушка на курьих ножках ходуном ходила. Старая Чуртанка — жители ее привыкли ложиться и вставать рано, чтобы утром поспеть на завод и на базар, — давно уже спала, а желтые тени в Тамариных окнах все горели, трепыхаясь.

Тамару давно уже разморило, но она старалась не показывать виду, терпеливо сидела с гостями, ради Павла. На свадьбу собрались его друзья, его товарищи. Тамариных друзей не было. Да и есть ли они вообще? Нелегко сходится она с людьми, редко улыбается им. А люди — убедилась она — любят, чтобы им улыбались, они не любят хмурых.

Ну какой там, скажи, друг из Переметова? Напился сейчас и треплется чего-то, а эти слушают, уши развесили… Галстук в цветочках, брючки узенькие, а ноги, как у жирафы, — пижон! На работе серьезный, а тут!..

Или вот его Симочка — московская красавица… Воображает много. Приехала по комсомольской путевке на строительство, а оказалась на заводе. Сбежала, факт! На той неделе в бюро избрали — культмассовый сектор… А зачем? Что у нее вокальные данные ничего, так это еще ни о чем не говорит. А за Павликом, за Павликом как бегала! Да он не дурак, ее Павлик!..

А Сенька Лобанов хорош! Лизке Шаповаловой голову закрутил, а как жениться, так в кусты!.. Или вот Степка Простаков, или вот Аня Рославлева, или… Мало их на свете добрых да хороших. Один, наверное, ее Павлик. Серьезный он парень, мысли у него серьезные. В заводе к нему — все с уважением, хоть и беспартийный… В ОТК вот перевели — хорошо, ответственная работа!..

Ну, Павел — это особая статья, его в ряд с другими не поставишь, любит его Тамара. Весной, когда осыпало чуртанские переулки черемушным белым цветом, ничего для него не пожалела…

Кто еще у Тамары друг, кроме Павла? Никого. А Иван Евгеньевич? Вот