Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

в тупом, утомительном ожидании, она ласково целовала его плечи и шею, приговаривая, что осталось совсем немного, что скоро они будут дома. Аксель отвечал на это коротким полустоном-полувозмущением «Поскорее бы» или «Как же все задолбало».

Полуторачасовую дорогу из Копенгагена в Истад он проспал. Йенни смотрела на него, объятого янтарно-красным пламенем заката, и ей казалось, что она никогда в жизни не видела человека, который бы выглядел беззащитнее и тревожнее во сне.

* * *

В половине шестого Йенни закрыла книжный магазин, где каждое лето подрабатывала с середины июля до начала школьных занятий. Напоследок дернув ручку, она пошла вдоль узкой улицы.

Мысли Йенни были лишь о том, что совсем скоро она увидит Акселя. Впервые с тех пор, как они вернулись в Истад. Более того, за последнюю неделю она даже разговаривала с ним лишь единожды.

А все потому, что в день приезда, перед тем как исчезнуть за дверьми своего дома, Аксель сказал Йенни:

– Я сейчас не в состоянии разговаривать, переписываться и вообще общаться. Я никого не хочу видеть. Да ты и сама, наверное, заметила это. Мне нужно побыть в одиночестве. Нужно понять, что со мной творится. Я не хочу больше говорить тебе гадостей, не хочу причинять боль, поэтому… не пиши и не звони мне в ближайшее время, пожалуйста. Я не стану отвечать. Не смогу.

Йенни отнеслась к его просьбе с пониманием. И тем не менее после всего, что ей довелось увидеть на Искье, она не могла не волноваться. Неделю Йенни просыпалась, думая об Акселе, до глубокой ночи ждала от него сообщения или звонка, а после засыпала с тревожными мыслями. Для нее эта неделя слилась в беспрерывный, беспробудный кошмар.

Но в понедельник они наконец созвонились. Аксель даже пригласил Йенни в гости. Только он попросил не приходить раньше пяти, так как Флер отправила его в супермаркет за покупками.

Примерно без пятнадцати шесть Йенни негромко постучала в дверь дома Экландов. Ей долго не открывали, но через две минуты показалась Флер. Она выглядела немного уставшей, однако на лице ее сияла широкая дружелюбная улыбка.

– Йенни, привет! Сто лет тебя не видела, – прощебетала Флер, за руку затащив Йенни в дом. – Как у тебя дела?

– Привет. Все хорошо. А Аксель дома?

– Да, мы буквально только что вернулись домой. Он опять закрылся в своей комнате. – Флер обернулась, посмотрела на проход, ведущий в спальню брата и вздохнула. Затем она снова обратилась к Йенни: – Не буду тогда тебя больше задерживать. Единственное, ты, может, хочешь кофе?

– Нет, спасибо, не нужно.

Йенни благодарно улыбнулась и, разувшись, направилась в комнату Акселя. Тот лежал на животе, обняв руками подушку. Когда Йенни вошла, Аксель поднял на нее глаза, но ничего не сказал. Печальный бездноподобный взгляд его был устремлен как будто бы вовнутрь.

– Привет… Как ты? – спросила Йенни, переминаясь с ноги на ногу.

В нос ей ударил запах табака, повисший в затхлом воздухе, хотя окно и было открыто настежь. Видимо, Аксель решил проветрить комнату незадолго до ее прихода.

– Никак. – Сиплый голос его звучал непривычно слабо и тихо.

Йенни сделала неуверенный шаг вперед, перебирая взволнованно браслеты на запястье, нахмурилась. Она заметила, как сильно Аксель похудел. Теперь его любимый черный свитшот выглядел на нем необъятным мешком, особенно заметно в плечах. Скулы выступили сильнее, в глазах читалась усталость.

Присев на край кровати, Йенни заметила что на прикроватной тумбе лежали две пачки сигарет – одна из которых была пустой – и оранжевая зажигалка.

– По тебе видно, что «никак». Может… может, к врачу сходим? Это уже нездоро́во. Я тут гуглила на днях… Ты знаешь, что такие симптомы, как у тебя, наблюдают у людей, страдающих клинической депрессией?

– Вы с Флер сговорились? – проворчал Аксель. Его голос стал чуть громче, но едва превышал полушепот. – Нет у меня никакой депрессии. Все со мной в порядке. Я просто плохо себя чувствую. Это пройдет.

– Я всего лишь… всего лишь пытаюсь понять, что с тобой происходит, – примирительно сказала Йенни. Она не могла злиться на него. Аксель казался ей беззащитнее ребенка в ту минуту. – Если считаешь, что не надо обращаться за помощью – хорошо. Никто не потащит тебя к врачу насильно.

Йенни забралась на кровать и легла рядом с Акселем. Она обняла его со спины, прижимаясь к нему всем телом. Под ее маленькой ладонью стучало, волновалось его сердце.

– Как же я по тебе соскучилась, – прошептала Йенни, уткнувшись носом в плечо Акселя. – Не представляешь, какой бесполезной я чувствую себя, когда вижу, как тебе грустно, как тебе плохо, но ничего не могу сделать.

Аксель какое-то время лежал не шелохнувшись, но вскоре неуклюже развернулся к Йенни лицом. Он морщился и скрипел зубами, потому что даже такое крошечное движение давалось ему с огромным трудом.

Аксель дотронулся костяшками пальцев до щеки Йенни, заглянув ей в глаза:

– Не смей винить себя в чем-либо. Я сам едва понимаю, что со мной происходит. Не могу объяснить, что чувствую и почему я это чувствую… Я не узнаю человека в зеркале. Не хочу верить, что это никчемное жалкое существо в отражении – я. Да вот только… так оно и есть. – Аксель провел пальцами вдоль шеи Йенни, спускаясь к ключицам. Сейчас ему было сложно даже говорить, ибо каждое произнесенное слово давалось ему с огромным трудом. – Но я очень хочу снова быть тем парнем, который водил тебя в RosendalsTrädgård, который гулял с тобой по Риму днями напролет. Больше всего на свете хочу снова стать тем человеком, который заставлял тебя смеяться до колик и рисовал созвездия на твоей коже. Но у меня не получается… Пока что. Дай мне немного времени, ладно? Я один раз с этим справился, справлюсь и во второй.

Йенни закусила щеку.

– То есть один раз такое уже случалось?

– И длилось весь январь. Только… В тот раз мне было легче это переносить. У всех ведь такое бывает, да? Просто у меня это немного… по-другому.

Йенни обняла его так крепко, как только могла. Она не хотела, чтобы Аксель видел ее слезы.

– Нет, я понятия не имею, каково тебе сейчас. Не могу даже представить, что ты чувствуешь. Но я просто хочу, чтобы тебе стало лучше, – произнесла она надтреснутым голосом. – Пусть только с тобой все будет хорошо. Остальное неважно.

Аксель ничего не ответил. Лишь зарылся носом в ее волосы. Его глаза закрылись, и впервые за две с половиной недели бледное подобие улыбки тронуло его бескровные горячие губы.