Лемурия - Карл Ганс Штробль

вышел на подмостки и холодно, с какой-то окаменелостью, принял участие в игре, точно не замечая, что актеры боятся и сторонятся его. Он договаривался с королем Клавдием насчет убийства Гамлета спокойным, уверенным тоном, в коем угадывалась, однако, затаенная радость – как будто что-то давно желанное должно наконец неминуемо совершиться. Тяжело опираясь на своего друга, напряженно вслушивался Гамлет за сценой во все потаенные подробности заговора, которые, казалось, были для него чем-то новым и неожиданным. Выглядело все так, будто он мысленно убеждает себя не страшиться расставленных на него сетей. Его тревога была подавлена страшным подспудным гнетом; замерла перед ленивым, грозным колоссом, маячившим за выражением маленьких жестоких глаз оппонента. Между тем представление шло своим чередом, вопреки всем проволочкам, на какие Гамлет был горазд во время очередного антракта. Паузы растягивали, и он наслаждался ими, будто суд отложил ему казнь. Молча бродили они с Густавом меж бутафорских надгробий, нагромождаемых для следующей сцены… На кладбище у могилы Офелии Гамлет столкнулся с Лаэртом. Эта стычка произвела потрясающее впечатление на публику, и со зловещим ожесточением завязалась в открытой могиле борьба. Гамлет вышел из нее с блуждающими глазами и негнущимися коленями. Рукоплескания публики были вызваны неподдельным страхом, и только один Лаэрт вышел на сцену, махая длинными, странно болтающимися рукавами – будто в них ничего не было, кроме некоего количества спертого воздуха, – и улыбкой, казавшейся неуместной и сбивающей с толку. Тем временем Гамлет за сценой судорожно охватил руками своего друга.

– Это смерть, – хрипел он. – Он убьет меня прямо на сцене.

– Глупости! Соберись с духом – скоро уже конец.

– Да, конец… потому что это смерть. Он схватил меня и еще раз выпустил из своих рук. Разве ты не видел, как его другое лицо выступило наружу? А когда он меня стиснул, я заметил… заметил… что он не дышит. Он не дышит, понимаешь ли ты?..

– Тебе надо будет после спектакля отправиться прямиком в постель. У тебя лихорадка. Чрезмерное потрясение… Воспоминание слишком ярко…

– Оно опять ожило; оно погубит меня. Этот Лаэрт будет моим убийцей. Я не выйду больше…

Директор и режиссер принялись уговаривать трагика; наконец им удалось сломить его сопротивление, и они выгнали Гамлета на сцену.

– Герр Принц! – раздался голос распорядителя.

– Сейчас! – Он схватил друга за плечи и пригнул к себе его голову. – Я должен тебе сказать, прежде чем уйти. Пусть хоть кто-нибудь узнает. Слушай! Все вышло не случайно тогда. Это был злой умысел… то убийство. Лаэрт был убит; я его умертвил!

– Герр Принц!

– Иду, иду!

И Гамлет вышел к Горацио в турнирный зал.

Лаэрт стоял поблизости, где-то между кулис, ожидая своей реплики. Его не видели, однако все знали, что он тут и ничто не помешает ему выступить на сцену. Позади Ришля парочка пожарных толковала вполголоса:

– Ишь ты, как славно играет сегодня Гамлет!..

– Да уж, играет… точно не на жизнь, а на смерть!

Вдруг Лаэрт очутился между действующими лицами, ведущими сцену. Ришль видел, как они обратились к нему, привлекаемые и в то же время отторгаемые, и как все невольно старались собраться вокруг Гамлета – будто у противоположного полюса. Строй драмы так явно колебался – подобно башне под напором бури, неспособной повалить здание, но все еще достаточно сильной, чтобы сотрясти его до основания. Лаэрт стоял среди придворных, стройный, гибкий, улыбающийся; и Густаву Ришлю самому стало теперь казаться, будто бы это никакой не Гильдеманн. С многозначительным видом поигрывал он шпагой, заставляя гибкий клинок описывать невероятно причудливые линии, мелькавшие в воздухе, – точно выписывая лезвием каббалистические знаки.

Поединок начался. Клинки нащупали друг друга и скрестились; они шипели, как змеи, встречались в бешеных выпадах и отбоях. Они были проворны и лукавы, осторожны и жестоки – как живые существа, схватившиеся на краю пропасти. Дуэль затянулась далеко за пределы простой игры. Между тем режиссер в отчаянии торопил Фортинбраса, и Ришль с ужасом убедился, что Гамлет принужден серьезно защищаться; Лаэрт осыпает его градом чересчур ожесточенных ударов… Вокруг этого их поединка наклюнулись, можно сказать, «группы болельщиков», следивших за схваткой с гримасами непритворного страха, и даже инертные массы статистов оживились.

Тут Ришль и увидел, как Лаэрт двойным ударом поразил в грудь Гамлета и с улыбкой, не торопясь, вытащил клинок.

Гамлет рухнул… вскочил… схватился за шею – и упал навзничь. Он потянулся своей судорожно скрюченной рукой к платью королевы… и с хрипением откатился в сторону.

– Занавес, занавес! – возопил режиссер, и тут же театральный врач, едва не опрокинув Ришля, кинулся к раненому.

Пока режиссер перед занавесом распинался среди растревоженного ропота публики о «маленькой неприятной случайности» и просил зрителей спокойно разойтись из театра, доктор осматривал тело жертвы.

Гамлет был мертв. И абсолютно холоден.

– Лаэрт, Лаэрт… где он? – вопил директор, и полицейский комиссар тут же бросился на поиски. Но Лаэрт будто сквозь землю провалился.

Телеграфный служитель протиснулся сквозь кружок стенавших женщин и лишенных дара речи мужчин с посланием для директора. Поезд, на котором Гильдеманн рассчитывал прибыть к вечернему представлению, угодил в аварию из-за лопнувшего рельса. Дирекцию театра просили принять во внимание сей форс-мажор как уважительную причину неявки видного актера.

Богомильский камень

Когда наступил вечер, я покинул пределы Билека и направился в сторону Вардара. В другой части Македонии так называется река, здесь же это гора, покрытая остатками древних построек. Одному богу известно, кто и когда заложил первый камень, но спустя какое-то время там обитали сербы, а затем – турки. Наконец, австрийские жандармы стояли там на страже границ, защищая их от Черногории. Но прошло еще какое-то время, и каменные стены были разрушены. Теперь только вражеские отряды иногда ночевали там и выглядывали сверху на дорогу, ведущую от Кобиля-Глава в Билек.

Весь склон горы был усеян бесчисленными дуплами, служившими могилами ушедшему поколению. Над ними возвышались могильные камни. Когда-то здесь была великая Богомильская империя, и, возможно, где-то поблизости располагался один из их городов. Но теперь от него не осталось ничего, кроме обломка башни на вершине Вардара и этого плотного строя могил, города мертвых на склоне горы. Все остальные сооружения были разбиты либо кровопролитными войнами, либо безжалостным молотом времени. Я думаю, что сама местность была такой пустынной и неплодоносной из-за камней, забивших землю.

Я свернул с дороги на узкую тропинку, ведущую в каменный лабиринт. Мне не пришлось долго искать могилы – я очутился в самом центре некрополя. Я вспомнил, что кладбища христиан, евреев и турецких подданных подчинялись какому-то порядку, тогда как последние