Тише - Кейт Максвелл

– Вы так здорово смотритесь вместе! – сказала она, делая фото (Эш лежал у меня на коленях). И смущенно добавила: – Извини, неудачно выразилась. Звучит немного странно.

Я поняла, что она имела в виду. В прошлый раз мы выглядели по-другому. Как чужие люди, случайно оказавшиеся вместе. Сейчас все гораздо лучше.

Как хорошо, что ты написала, малышка! – ответила Джесс. – Прилетаю в следующем месяце, только что забронировала билет. Помогу вам с Ребеккой уладить все дела. Ужасно соскучилась!

Пятьдесят два

На последних майских выходных перед Днем поминовения, спустя два месяца после того, как я нашла донора, Нейтан вновь поднял детскую тему. К тому времени наши поездки на побережье стали традицией и обросли ритуалами. Дженна была все такой же одинокой и все так же бесила меня порой, – впрочем, ее тоже наверняка раздражали наши с Нейтаном шуточки, понятные лишь нам двоим, и моя неспособность правильно загрузить посудомойку. Зато теперь у нас с Дженной появилось нечто общее: мы обе мечтали о ребенке, и я могла поделиться с ней своими мыслями, обсудить дальнейшие планы.

– Стиви, ты – первопроходец, – не раз говорила она. – А я пойду по твоим стопам.

В тот уик-энд Дженна с нами не поехала, получив более заманчивое предложение: провести неделю на Карибах с новым воздыхателем. В воскресенье утром, когда мы с Нейтаном пили по второй чашке кофе, он вдруг ни с того ни с сего произнес:

– Младенцы…

– При чем тут младенцы?

– Правда, они ужасно милые?

– Не все. Но в общем да. А что?

– Твой путь к ребенку…

– Который еще даже толком не начался.

– Да ладно тебе! Я же понимаю, что пока это лишь идея, маленькое зернышко, которое, возможно, будет прорастать годами.

– Прости, Нейтан. Тебя, наверное, уже утомили разговоры о детях.

– Глупости! Меня все полностью устраивает.

– Рада слышать. Потому что в последнее время я только об этом и думаю сутками напролет. Иногда проснусь среди ночи – сна ни в одном глазу! – и представляю, что когда-нибудь буду просыпаться от детского плача, а не от терзаний по поводу своей бездетности…

В такие ночи я все пыталась понять, откуда взялось это неистребимое желание, которое с каждым днем становилось все ярче и острее.

Мысль о пресловутых «биологических часах» вызывала у меня негодование. Я ненавидела этот термин и отказывалась верить, что клетки моего тела пляшут под дудку давно устаревшего гендерного стереотипа; что надо мной довлеют социальные нормы, и я хочу ребенка только потому, что «женщинам положено рожать». Нет, в моем случае все было не совсем так: путь, который я выбрала, выходил за рамки общепринятого стандарта. На матерей-одиночек до сих пор смотрели косо.

Возможно, Мира и другие лондонские друзья, делившиеся в письмах и соцсетях радостными новостями о прибавлении в семействе, невольно подстегнули мое желание, превратив его в одержимость; поспособствовали этому и нью-йоркские знакомые, начавшие парочками переселяться за реку и арендовать квартиры с дополнительной спальней.

Взбивая подушки, нашаривая в тумбочке беруши и ворочаясь с боку на бок, я думала о Джесс, которая показала мне другой образ жизни на широких авеню мегаполиса, – и в сотый раз представляла, как она отреагирует на мое решение, не посчитает ли меня предательницей.

– Ты не думай, Стиви, я все понимаю, – сказал Нейтан. – Это серьезное решение. Возможно, самое серьезное в жизни. – Прищурившись, он откинул со лба челку и добавил заговорщическим голосом: – Как обстоят дела со спермой?

– Кажется, я нашла подходящего кандидата.

– Да? Высокого красивого брюнета или высокого красивого блондина?

– Боюсь тебя разочаровать, но вообще-то я больше смотрела на образование и личные качества. Кстати, ты знал, что на страничке донора можно прослушать запись его голоса и посмотреть детские фотографии?

– Надо же! Непривычно.

– Очень непривычно. И очень удобно.

– Пожалуй. – Он снова откинул со лба челку, сложил вместе ладони, переплел пальцы. – Слушай… Возможно, тебе это не приходило в голову, потому что я точно не гений и явно не соответствую ни одному из твоих критериев – за исключением красоты, конечно! – и вряд ли бы ты выбрала мой голос из целого ряда других, к тому же в детстве я выглядел как черт знает что, и, похоже, в любом случае этот корабль давно отчалил, но…

– Нейтан, я знаю, к чему ты клонишь.

– Черт, я так разволновался, будто собираюсь предложить тебе руку и сердце.

– Ты собираешься предложить свою кандидатуру на роль отца.

– Звучит еще ужаснее!

– Ну спасибо.

– Прости! Не то чтобы я окончательно созрел – но готов это обсудить.

Я долго не отвечала.

– Ты что, плачешь? – удивился Нейтан. – Да ладно! Никогда не видел тебя плачущей! – Судя по голосу, он был растроган.

Обойдя стол, я подошла к Нейтану и крепко его обняла.

– Я ведь еще ничего не сделал! Слезы не в счет.

– Но ты думал об этом.

– Ну да.

– Спасибо. Что хотя бы в теории рассматривал меня как сексуальный объект.

– Если честно, я не предполагал, что мы…

– Шучу! Мне от тебя нужна только сперма.

– Слава богу! Правда, с моей стороны это не совсем бескорыстно.

– То есть ты и в самом деле хочешь ребенка?

– Думаю, да. И точно знаю, что лучшей мамы мне для него не найти.

В итоге мы провели все выходные с нашим воображаемым малышом – точнее, малышкой, поскольку с тех пор, как я решила завести ребенка, у меня в голове сразу возник образ маленькой девочки. Мы воображали, как она будет выглядеть: мягкие льняные волосы, как у Нейтана в детстве; зеленые глаза, которые со временем станут светло-карими, как у меня. Мы выбирали имена, связанные с названиями цветов или деревьев: если она родится весной или летом, назовем ее Дейзи, а если зимой – Холли[51].

– Уиллоу[52] мне тоже нравится, – сказала я.

– А вдруг она будет не такая гибкая? – спросил Нейтан.

Мы обсудили, где она могла бы жить: в новой трехкомнатной квартире, которую я арендую, с лифтом и стиральной машиной. А каждый второй уик-энд – у Нейтана, в его квартире на соседней улице.

– Может, я поживу с вами первый месяц, – предложил Нейтан. – Буду помогать.

– Правда?

– Конечно.

– А как же Брайс?

– При чем тут он?

– Ты готов отказаться от свиданий на целый месяц?

– Ну да. По крайней мере, на время своих ночных смен.

– И как к этому отнесутся твои родители?

– К моему отцовству? А зачем им вообще говорить? Мы практически не общаемся, но если бы