Тише - Кейт Максвелл

Когда мама умирает, мы все находимся рядом. Сидим на деревянных стульях вокруг ее латунной кровати, а медсестра из хосписа тактично маячит на заднем плане, то и дело приближаясь, чтобы вколоть морфий или поправить подушки. Она уверяет, что мама нас слышит и что нам стоит попрощаться – ведь скоро ей предстоит отправиться в лучший мир, совсем одной.

И в то же время нас здесь нет, мы просто не можем быть здесь, потому что все это какая-то бессмыслица, я отказываюсь верить в реальность происходящего. Мне кажется, что я смотрю на маму – и на всех нас, обступивших ее кровать, – откуда-то сверху, со стороны плетеного абажура, свисающего с потолочной розетки. Я не понимаю, почему мы сидим молча, вместо того чтобы трясти ее за плечи, пока она не очнется, и кричать: «Нет! НЕТ! Не забирай ее! Здесь какая-то ошибка!»

Но я не произношу ни слова – хочу, но не могу. А когда медсестра говорит: «Пора», беру маму за руку, и ее ладонь холодная, потому что жизнь уже уходит из нее, незримая кровь вытекает из худеньких пальцев, собираясь в лужу на постели; папа держит ее за другую руку; Ребекка гладит мамины волосы – белые, жесткие и кудрявые; Джесс, которая сидит рядом со мной, неотрывно смотрит на выцветшее лоскутное одеяло, покрывающее неподвижное тело, – на узор из бежевых, коричневых, голубых и розовых веточек, звезд и полосок; а из полуоткрытого окна в комнату проникают лучи послеполуденного солнца и голоса двоюродных сестер Эша, играющих с ним на лужайке у дома. Мы позволяем этому случиться.

На мгновение желтые занавески слегка вздымаются, словно давая ей пройти, и в следующее мгновение нам говорят, что ее больше нет.

Мамино лицо вдруг расслабляется, будто по нему провели невидимым утюгом, разглаживая боль, стирая жизнь; возвращая ей моложавый вид. Я вспоминаю, что она сказала мне накануне: «Ты – радость, которую я не заслужила». Потом ее губы чуть приоткрылись, словно она собиралась что-то добавить, – и вскоре сомкнулись вновь.

Пятьдесят

– Сколько ты уже здесь? Четыре с половиной года? – спросил Нейтан. – Приличный срок.

– Восьмая часть моей жизни.

– И чего же ты достигла за это время?

– Ну и вопросики у тебя, Нейтан! Друг называется!

Я отхлебнула свой американо и протерла запотевшее стекло. В парке Томпкинс-сквер уже начали распускаться тюльпаны, хотя грязный, слежавшийся снег упрямо жался к обочинам тротуаров, а прогноз предвещал очередной буран.

– Как выясняется, достижений у тебя немало, – продолжил Нейтан, запустив руку в свою густую шевелюру. – К примеру, офигенная коллекция обуви.

– Ха-ха! И вполне приличная коллекция друзей.

– Прекрасная карьера. Деньги на счету.

– Денег хотелось бы побольше.

– Ну, их никогда не бывает достаточно… Жизненный опыт.

– Вот этого добра навалом. Как говорят у вас в Америке, я «отожгла по полной».

– Никогда так не говорю. Ты хоть раз слышала, чтобы я употреблял глагол «отжигать» в таком контексте?

– Пожалуй, нет.

– Множество незабываемых событий. Взять хотя бы «Чудо на Гудзоне»[49].

– Это было как раз на той неделе, когда мы познакомились. Такое точно не забудешь!

– Выборы.

– Мой второй месяц в Нью-Йорке. До того, как мы познакомились.

– Тем не менее тоже значимое событие. А еще танцы на тротуарах, на пожарных лестницах, на капотах машин. Наконец улеглись страсти по поводу трагедии одиннадцатого сентября. Стиви, ты не можешь уехать! Теперь твое место здесь, ты пустила корни. Стала местной. Назови мне хоть одно преимущество Лондона или Англии!

– «Лондона, который в Англии»[50]?

– Так я тоже никогда не говорю.

Нейтан был прав. Мне бы этого ужасно не хватало. Не хватало бы извечного нью-йоркского гула, несмолкаемого тиннитуса улиц. Безмятежного голубого неба и жутких колдобин на дорогах, словно после метеоритного дождя. Не хватало бы ощущения, что каждый день – это новая схватка, что жизнь здесь – впрочем, как и любовь, – никогда, ни при каких условиях не отвечает тебе взаимностью, и оттого ты еще отчаяннее жаждешь ее добиться. Я могла бы провести здесь еще лет пять – или пятнадцать. Я могла бы остаться здесь навсегда: строить карьеру, ездить куда-нибудь на выходные, ужинать в ресторанах, ходить на свидания (и, переводя взгляд с винной карты на человека напротив, думать: «Вот вроде все при тебе – внешность, ум, чувство юмора. Но пазл не складывается»). И все шло бы по-прежнему. Город катился бы вперед, увлекая меня за собой. И ничего не менялось бы.

Что в этом плохого? Ничего – если бы не мысль о ребенке, которая таилась на задворках моего сознания, словно силуэт бумажной куклы из театра теней, заставляя меня подскакивать среди ночи.

– А вдруг ты вернешься в Лондон, увидишь, какой он хмурый и сонный, и подумаешь: «Боже мой, что я наделала?» – продолжал Нейтан.

– Вряд ли.

– Ты уверена?

– По большому счету, меня здесь ничто не держит. Я как корабль без якоря.

– Ну а Джесс? Чем она не якорь?

– Вот разве что Джесс. И знаешь, когда ты спросил о моих достижениях за эти четыре с половиной года, я в первую очередь подумала о ней.

– О сестре?

– Да.

– Потому что теперь она уже не призрачный мираж?

– Вроде того. Теперь она у меня есть. По крайней мере, частично. Хотя, конечно, Джесс меня изрядно доставала вопросами о Сэме, когда мы с ним расстались; но, возможно, она чувствовала себя вправе это делать как раз потому, что мы очень сблизились и проводим гораздо больше времени вместе. Так что, помимо жизненного опыта, классной работы и потрясающих друзей…

– Думал, ты уже и не вспомнишь!

– …я обрела Джесс.

– Еще одна веская причина не уезжать!

– Наоборот, как раз теперь я могу уехать. Теперь мы присутствуем в жизни друг друга. Она будет навещать меня в Лондоне, я – наведываться сюда. Независимо от того, уеду ли я или останусь, наши отношения никогда не будут идеальными. Она никогда не откроется мне до конца. Но теперь у нас есть то, чего не было прежде. Например, в прошлое воскресенье мы ужинали у меня, сидя на полу. Хотя еще год назад это казалось немыслимым.

Нейтан покачал головой.

– Стиви, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, планируя завести ребенка в одиночку, расстаться с Джесс, уйти с любимой работы.

– По-моему, никто из нас толком не знает, что делает. К тому же, Нейтан, я не ухожу с работы, я лишь перехожу на более ответственную должность в той же компании!