Тише - Кейт Максвелл

отсутствие спортивных достижений. А может, неистовая мастурбация была лишь способом дополнительного заработка. Так или иначе, на его страничке красовалась фраза «всегда в наличии». Не означало ли это, что его услуги не пользуются большим спросом? Но, прослушав скверного качества аудиозапись, я поняла, что нашла свою идеальную сперму. Судя по голосу, это был воспитанный, надежный и добрый мужчина – с такими качествами вовсе не обязательно быть чемпионом штата по хоккею на роликах или капитаном футбольной команды! А когда я кликнула на его детское фото – рыжий комбинезон, стрижка под горшок, доверчивый взгляд огромных глаз, – последние сомнения отпали.

Пятьдесят один

Весь месяц после маминой смерти мы спим вместе. Со временем первоначальный дискомфорт улетучивается. Даже исходящий от Эша непривычный младенческий запах как будто перестает ощущаться. Возможно, наши феромоны просто-напросто смешиваются, и его запах становится моим, а мой – его.

Режим устанавливается сам собой, и я покорно ему подчиняюсь, – он словно спасительный маяк в бушующем океане. Каждый вечер в девять часов Эш начинает истошно вопить, и это продолжается ровно сорок минут. Раньше я ждала, пока он «проорется» (по мнению моих новых подруг-мамочек, такой метод воспитания приравнивается к детоубийству), но теперь беру сына на руки, и хотя это не помогает мгновенно утихомирить горластого монстра, зато явно уменьшает его ярость, а заодно и мою. В моих силах его успокоить: теперь я это точно знаю. В какой-то мере я могу влиять на его самочувствие.

Чувствую ли я себя ближе к нему – теперь, когда мы делим одну постель? Да. Объятия крохотных ручек больше не вызывают у меня желания отстраниться; они кажутся такими теплыми и уютными. Я не уверена, что начинаю воспринимать его как часть себя, но, по крайней мере, уже не считаю чем-то совершенно чужеродным. А когда он смотрит на меня и улыбается – невольно улыбаюсь в ответ.

В одну из ночей, когда его грудь мерно вздымается и опускается вместе с моей, а я лежу в ожидании сна, в памяти вдруг всплывает вопрос Ребекки: «Тебе нравится быть матерью?»

Я кладу руки на маленькую спинку и обдумываю ответ. Дыхание у Эша частое и поверхностное, на каждый мой вдох приходится два его. Мимо окна с ревом проносится мотоцикл. Я инстинктивно сплетаю пальцы в замок; глажу сына по голове. Мягкий пушок у него на макушке напоминает мех котенка.

Нравится ли мне быть матерью?

Еще совсем недавно я не смогла бы ответить утвердительно. А теперь – отчасти потому, что забота о нем помогает мне справиться с тоской по маме, пережить ее уход, – теперь ответила бы «да».

В течение дня я с головой погружаюсь в домашние дела. После маминой смерти я живу как в тумане. Простейшие будничные задачи кажутся дико сложными – отмерить ложкой и насыпать в бутылочку нужное количество смеси, застегнуть кнопки на комбинезоне, – но в то же время успокаивают. Раньше я была ярым противником рутины, поэтому мне так нравилась нью-йоркская жизнь за ее каждодневные вызовы, сюрпризы и победы. Теперь же начинаю получать удовольствие от стабильности, – когда точно знаешь, что будешь делать в следующую минуту, час или день.

Я не плакала, когда мама умирала – да и как я могла плакать, если не верила в реальность происходящего? Зато плачу сейчас. Слезы все льются и льются, как из невыключенного крана. Даже удивительно, что стекающие на пол соленые ручейки не образуют лужи выше плинтусов. Эш все замечает: он трогает пухлыми ладошками мое мокрое лицо, издавая при этом забавные птичьи звуки, словно удивленный галчонок. Кау, кау, кау.

Я нахожу повсюду оставленные мамой сувениры. В сумке – аккуратно сложенный вдвое счет за обед в пиццерии, оплатить который она непременно хотела сама. На комоде – мамину вязаную шапку, пропахшую ее духами: я жадно вдыхаю призрачный аромат, пока он не выветривается окончательно. Под диваном – скомканную бумажную салфетку; должно быть, мама обронила ее, когда играла с Эшем. Я помню, как она сидела рядом с ним на ковре – хотя была уже очень слаба и наверняка мучилась от боли.

Я прячу салфетку в карман, присаживаюсь на корточки возле Эша и начинаю крутить деревянные цветочки на его креслице, все быстрее, быстрее и быстрее, пока они не сливаются в гудящем желто-зеленом вихре. Не сводя с меня глаз, Эш наклоняется вперед и шлепает по ним одной рукой, затем другой, и расплывается в беззубой улыбке.

У совместного ночного сна обнаруживается неожиданный побочный эффект: дневной сон Эша тоже улучшается. Я думала, что, высыпаясь по ночам, он станет меньше спать днем; нет, вопреки моим опасениям он крепко засыпает на два часа каждое утро и на столько же – после обеда. У меня высвобождается время – время, которое нужно чем-то заполнять. Иначе, боюсь, мамин образ, неизменно маячащий на периферии сознания, вместо теплых воспоминаний будет вызывать у меня жгучее чувство вины. Почему ты не догадывалась, что я больна? Почему так долго не возвращалась из своей Америки?

Я сажусь писать сообщение Лексу. Надо договориться об очередной «встрече с командой», которую я собиралась запланировать еще несколько месяцев назад, но недели шли за неделями, а она все никак не могла состояться. Потому что я ничего для этого не сделала – значит, просто обязана сделать теперь. Только больше не стану торчать, как привидение, на улице под дверью клуба, как в тот злосчастный день. Я назначу встречу, смело распахну дверь и пойду вперед по отполированному до блеска бетонному полу, а все будут смотреть на меня и улыбаться: «Стиви! Ты вернулась!»

Я пишу, что хотела бы заехать как-нибудь после обеда, встретиться с некоторыми руководителями отделов и провести видеоконференцию один на один с ним самим. Нажимаю «отправить» и зависаю над ноутбуком. Ответ приходит через считаные секунды; дрожащими руками открываю письмо и нахожу там лишь сухое и лаконичное «+Майк». Очевидно, фамилия Майка – моего заместителя на время декретного отпуска – теперь стоит рядом с моей на самом верху списка руководящих лиц. Тут же от него прилетает сообщение.

Привет, Стиви! Надеюсь, у вас с малышом все прекрасно! Лекс сейчас дико занят, но я могу с тобой встретиться… Как насчет следующей недели?

Я ничего не отвечаю – зачем терять время? Вместо этого пишу Джесс. Привет! Просто хотела узнать, как ты там?

Мне очень ее не хватает. Самые яркие мгновения той жуткой недели перед маминой смертью мы с Эшем