Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава

сосны. Издали навстречу мне шла женщина. Когда она приблизилась, я понял, что уже где-то видел её. Разминувшись с ней, я напряг память, но никак не мог вспомнить, кто она. Мне она показалась очень изысканной. Выйдя вскоре на оживлённую улицу, я попал под дождь. И тут неожиданно вспомнил, где встретил эту женщину. Какой же я невоспитанный человек! Дней через пять, беседуя с Сэссаем, я узнал от него, что купленная во время одного из храмовых праздников душистая маслина, высаженная в фаянсовую хибати с проделанной в дне дыркой, зацвела. И тут я снова вспомнил повстречавшуюся мне женщину, но на этот раз у меня и в мыслях не было, что я невоспитанный человек.

Мнение Butler’а

Сэмюэл Батлер высказал такое мнение: «Мольер читал свои пьесы глупой старухе совсем не из желания узнать её мнение, а только для того, чтобы во время чтения самому обнаружить их недостатки. В этом случае лучшего слушателя, чем глупая старуха, не найти». Это мнение действительно имеет определённые основания. Возможно, аналогичную цель преследовал Бо Цзюйи, читая свои стихи глупой старухе. Но меня заинтересовало мнение Батлера не только потому, что его мнение имеет определённые основания, а потому, что если не быть человеком, имеющим творческий опыт, каким обладал Батлер, то его мнение не представится неопровержимым. Конечно, учёные и критики понимали, возможно, комедии Мольера, однако одного этого мало, чтобы мнение Батлера имело спрос. Чтобы глубоко проникнуть в их суть, необходимо постичь суть Мольера как человека и проникнуться к нему благодарностью. Письма Родена ценны тем, что в них много таких мест. «Если хочешь увидеть своего друга за две тысячи ри, должен сам приложить немало усилий, гласит пословица».

Сегодняшний вечер

Сегодня вечером сердце моё спокойно. Сидя, скрестив ноги, у низкого столика и потягивая растворённый в кипятке броцин, я проникаюсь чувствами, которые испытывает мирный человек. В такие минуты мне кажется постыдным писать свои новеллы. Чем писать их, чтобы сберечь здоровье, гораздо предпочтительнее писать хокку или заниматься самообразованием. Или вместо хокку заняться каллиграфией – в общем, думаю, дел хватит. Нет, самое что ни на есть приятное, как мне кажется, вот так сидеть, ничем не занимаясь. Я не читал ни даосских, ни буддийских сочинений, но где-то в глубине души у меня таится унаследованная от далёких предков идея отрешённости. Подобно тому как европейцы после долгих метаний возвращаются, в конце концов, к католицизму, мы с годами постепенно обращаемся к уходу от общества, к затворнической жизни. Но пока мы ещё, как сейчас, влюбляемся в женщин, жаждем богатства, нам ни за что не удастся пойти на решительные действия. Правда, среди тех, кого называют отшельниками, есть и животноводы, и люди, стремящиеся к любовным приключениям. Они способны легко превратиться в отшельников. Но если уж становятся отшельниками, то ни в коем случае не простыми. Стать отошедшим от дел молодым человеком, умеющим читать на европейских языках, – нет уж, от этого меня увольте. Мне кажется, что вместо этого быть писателем гораздо разумнее. «Я отправляюсь в зеленые горы, чтобы посетить живущего там отшельника». Это было единственное стихотворение недоучки, которое мне удалось написать сегодня вечером.

Сны

Мне не кажутся снами сны, которые я нахожу в романах, обращённых к широкому читателю. В них в большинстве случаев проглядывает нарочитость. Даже в сне о кляче из «Преступления и наказания» в этом смысле нет и намёка на правду. Его можно назвать рассказом, напоминающим сон, но изображение сна, подобного настоящему, требует не столько свободного описания какого-то невероятного факта, сколько, наоборот, глубокого продумывания всех деталей. Дело в том, что происходящее во сне полностью отличается от действительности и во времени, и в пространстве, и в причинно-следственных связях. Причём это отличие невозможно передать одной только формой. Поэтому, если не изображать лишь те сны, которые видел на самом деле, описать сон, напоминающий настоящий, почти невозможно. Вместе с тем в случае использования в своём произведении снов в качестве орудия, исходя из необходимости, чтобы это орудие выполнило свою роль, нужно видеть подходящие сны, в противном же случае лучше вообще не писать о действительно увиденных снах. Вот почему появляющийся в том или ином произведении сон – взять, к примеру, сон о кляче у Достоевского – с трудом пробивается на страницы романа. Но когда это сон, действительно увиденный, при создании произведения происходит обратное – даже когда сон не описывается в качестве сна, возникает ощущение, что он подобен сну, и поэтому часто появляется некое загадочное произведение. Говорят, идея знаменитого «Клуба самоубийц» возникла у Стивенсона из услышанного им чьего-то сна. Если в связи с этим у него в самом деле возникла идея этого рассказа, иногда записывать сны полезно. Я ленюсь делать это, но у Доде действительно были записи снов. В наше время появились прекрасные миниатюры Сиги Наоя «Река».

Реализм японской живописи

Склонность японских художников к реализму, как ни посмотреть, явление странное. Возможно, идя по пути реализма, они могут добиться определённых успехов. Но каких бы успехов они ни добивались, им никогда не достичь уровня реализма европейской живописи. Почему они прежде не прибегали к шпателю, если хотели передать ощущение света, воздуха, материала? Стремление передать подобные ощущения и стремление импрессионистов передать эффект пленэра имеют разное содержание. Французы ушли вперёд. Склонность японских художников к реализму заставляет их двигаться в сторону. Глядя на картину Хаями Гёсю «Танцовщица», начинаешь испытывать жалость к японской живописи. Реалистические работы, написанные в прошлом Ёсиику, примерно того же класса, но, хотя их можно назвать вульгарными, они все же не столь безвкусны. Я говорю о серьёзных недостатках, но мне все же хочется думать, что у того же Хаями буквально под ногами валяется немало стимулов для создания каких-то произведений.

Понимание

Есть люди, которые думают, что если на какое-то время предаться разврату, то начнёшь неплохо разбираться в искусстве. Есть люди, которые считают, что если рассуждаешь о морали и религии, то можешь сделать вид, будто легко постигаешь и Басё, и Леонардо да Винчи. Не будем говорить о Леонардо да Винчи, но, чтобы понять величие того же Басё, нужно приложить немало труда. Думаю, величие не понятого до конца Басё останется и после того, как мир вступит в свою последнюю стадию существования и мы будем таить мысли о бренности человека. В «Жан-Кристофе» есть глава, в которой описан обыватель, считающий, что понимание Кристофа равнозначно пониманию Бетховена. Достичь такого понимания не так просто, как думают люди. Когда речь идёт об искусстве, с точки зрения понимания важнейшим