Базельские колокола - Луи Арагон

Должно быть, он не понял, но в голосе его была симпатия:

— Как со здоровьем, плохо?

— Нет, ничего, — сказала она. — Здоровье… Понимаете, Виктор, я себя как-то странно чувствую все эти дни, оттого что я видела ребёнка, совсем маленького. Странно. С тех пор я чувствую какую-то пустоту. Это глупо, но я ничего не могу поделать! Я всё время об этом думаю…

Наступило молчание, слышен был только звон тарелок. Они были одни в маленьком ресторанчике на бульваре Мажента. Около кассы на коленях кассирши мурлыкала кошка. Официант завёл пискливый патефон.

— Почему вы не выходите замуж? — заговорил опять Дегенен, заказав камамбер.

— Замуж!

Она заговорила своим певучим голосом. Только мужчине может прийти в голову такая мысль! Выйти замуж, успокоиться, так, что ли? Виктор сочувственно пожал широкими плечами:

— Знаете ли, когда я говорю замуж, это ведь ничего не значит… Но почему бы вам не завести ребёнка, раз вам этого хочется? Уж если женщине хочется ребёнка, то тут ничего не поделаешь. Кстати, Жаннетта в положении.

Принесли камамбер. Совсем неважный камамбер.

— И мы решили обвенчаться. Приходится — ради ребёнка. Формальность.

Катерина была против формальностей. Но ведь не станет же она спорить с Виктором. Он ещё может подумать, что она ревнует и оттого против брака. Она всё-таки не утерпела и сказала несколько горьких фраз.

— Кофе можно выпить в другом месте, — заявил Виктор.

Они бродили по Большим бульварам. В это время там было довольно тихо, люди уже набились в театры. Около ворот Сен-Мартен Виктору вдруг захотелось зайти в «Парк-Кермесс» 24. Там толпились мелкие служащие, молодые рабочие, девушки. Возле силомера какой-то моряк показывал окружавшей его толпе свою силу. Каждый раз, как он ударял кулаком по кожаному животу автомата, глаза его освещались и звонил победный звоночек. Дегенен веселился. Под конец вечера они попали в какой-то тесный погребок около ворот Сен-Дени. Ловкий хозяин выгадал место, земля была здесь очень дорога.

— Один чёрный кофе и один с молоком, — заказал Виктор, уже знавший привычки Катерины. Официант, подымая поднос, зычно крикнул: «Налейте два, один — без ничего!», а Катерина смотрела на кулак Виктора на столе. Он тоже мог бы зажечь глаза автомата.

Она говорила о своём одиночестве. Во-первых, Берк… но не в Берке дело. Жизнь. Это влечение к рабочим, и непреодолимая грань между ними. Она не виновата. Семья, близкие, среда, что она имеет общего со всеми этими людьми?

— С кофе ничего пить не будете? — спросил официант, наливая кофе.

— Дайте рому, что ли, — сказал Виктор. Он покачал головой. Он верил ей. Всё так и есть, как она рассказывает. Она бы хотела. А между тем…

— Главное — это что вы ни черта не делаете. Знаю — здоровье… Но всё-таки. Во-первых, когда ничего не делаешь, то скучаешь, к примеру я: если б не приходилось заниматься забастовкой, я бы не мог выдержать забастовки.

Катерина чувствовала, как в ней растёт горечь. Что это за страсть к работе, говорила она. Раб, влюблённый в свои цепи, в свой хомут. Виктор объяснял. Нет, это нормально. Он любит то, что даёт ему возможность существовать. Он ни за что на свете не хотел бы сидеть без дела. Дерутся не за то, чтобы уничтожить работу, но чтобы уничтожить праздность. Они не хотят подыхать от работы, но они вовсе не хотят не работать. Да и не в этом дело. Дело в том, что труд именно и отдаляет Катерину от рабочих и работниц. Пока она не согласится нести свою долю в общем труде, до тех пор она будет чужой в среде, где каждый зарабатывает свой хлеб.

— Согласиться, — сказала Катерина, — нести на себе проклятие труда…

— Это ещё что? Проклятие! Чьё проклятие? Господа бога? Адам, Ева, змий и прочая белиберда? Это христианское понятие, то есть понятие для бедных, ведь богатые-то не очень чувствуют на себе проклятие.

Да, Катерина напрасно не работает. Как все. Или же не надо жаловаться, что она не такая, как все. Что она там болтает об эксплуатации женщин! Это вовсе не правильный путь к раскрепощению женщин — ничего не делать. Именно таким образом они оказываются во власти мужчин. Это буржуазная идея. Все женщины должны работать. Зарабатывать на жизнь и не зависеть от мужчин.

— Я не завишу от мужчины.

Она сейчас же пожалела, что сказала это. Нетрудно, конечно, быть независимой, ежемесячно получая перевод из Баку. Она ещё больше смутилась, почувствовав, что, возмутившись, выдала себя. Виктор великодушно продолжал разговор, как будто она ничего не сказала. В мире, каким он его себе представлял, настоящее равенство мужчины и женщины должно быть основано на равенстве в работе. Государство создаст учреждения, которые будут поддерживать это равенство, подрываемое материнством, — оно будет заботиться также и о старости. Когда женщины начнут работать на производстве, можно будет сократить рабочий день. Виктор уже забывал Катерину, перед ним разворачивалась грандиозная мечта: рабочие продолжали существовать, но быть рабочим становилось делом чести.

Они расстались часов в десять. Дома Катерина застала госпожу Симонидзе в халате, — она раскладывала пасьянс. Катерина сняла шляпу и, присев на персидский диван, у открытого чемодана, смотрела чужими глазами на стены и мебель квартиры.

Она вспомнила, о чём думала в Клюзе, лет восемь тому назад. Тогда, представляя себе свою жизнь, в отчаянии, она не могла придумать никаких других переворотов, кроме переезда на другую квартиру, жизни в другом месте. Годы идут, и переезжаешь на новую квартиру.

Она даже не переменила квартиры.

XVII

Диана де Неттанкур была с Виснером в Венсеннском лесу. На ней было очаровательное весеннее платье из крепа шампань, вышитое коричневым сутажом. Небо было милостиво к французской армии. Чудная погода, даже жарко. Парад прошёл с большим успехом и вызвал энтузиазм. Виснер был в восторге. Прекрасное воскресенье.

Во вторник полиция арестовала ещё двух соучастников Бонно: Родригеса и Белони. И Катерина, за три дня успевшая устать от пустого для неё Парижа и разговоров с госпожой Симонидзе, уезжала в Берк с целым возом книг. В среду инциденты в связи с забастовкой участились: опрокинули несколько машин, избили штрейкбрехеров на углу набережной Берси и моста Тольбиак, на улице Булонского леса, в Нейи, в Леваллуа, в Женвилье. На улице Вега один из корсиканцев консорциума на минуту вылез из машины, оглянулся, а на ней уезжает забастовщик! Вечером нашли его пылающую машину где-то позади драгунской казармы.

В то же время на восьмитысячном митинге федерации транспортников в манеже Сен-Поль была вынесена резолюция — поддерживать