Глаза Моны - Тома Шлессер

наклоненный назад и занимающий меньше чем одну пятую общей высоты. А над этой частью форма становится шире и выгибается, как лук или огненный язык. Или, пожалуй, как перо. И называется скульптура “Птица в пространстве”.

Мона с Анри рассматривали ее в отдельном зале, где воспроизведена обстановка мастерской художника. Недаром, помимо множества превосходных произведений, словно продолжавших друг друга, повсюду были разложены инструменты: резцы, киянки, стамески, напильники, зубила. Обилие предметов напоминало Моне залежи разных вещей в отцовской лавке. Она озиралась в изумлении и наконец сказала:

– Бранкузи… Я уже слышала это имя. Это же он увидел вместе с Дюшаном самолетный пропеллер и они оба пришли в восторг, да? Дюшан после этого перестал писать картины и стал бузить.

– Вот-вот. Дюшан и вокруг этой скульптуры устроил скандал. Об этом я тебе расскажу позже, а пока запомни: Бранкузи всю жизнь стремился передать легкость, “естество полета”, был одержим этой мыслью.

– Как Кандинский с его “Синим всадником”, как Малевич. Они тоже старались передать полет, невесомость.

– Ты права. Знаешь, мне кажется, что все абстрактное искусство пронизано идеей освободить человека от силы тяжести. Идеей, истоки которой в древних мифах. Вспомни Икара или посланника богов Гермеса. Это суть абстракционизма: он устремлен к нематериальному, за пределы нашей нелегкой земной жизни.

– Я тоже хотела бы улететь вместе с тобой, Диди. И чтобы ты навсегда остался моим учителем.

– Дай я расскажу тебе, что думал об этом Бранкузи. Он вырос в Румынии, в бедной крестьянской семье, жил в простой избе. В двадцать пять лет он отправился в Париж, чтобы заниматься скульптурой. Весь путь, две с половиной тысячи километров, прошел пешком, имея при себе котомку и флейту. Во Франции его вскоре заметил Огюст Роден.

– Тот, кого любила Камилла Клодель, хотя он был намного старше нее.

– Да, и Бранкузи так же, как она, быстро понял, что если слишком долго будет оставаться подмастерьем у такого мастера, то не сможет развиваться сам, не станет оригинальным художником. Уже через месяц он решил: “Ничто не вырастет в тени больших деревьев”. И, покинув Родена, стал искать собственный путь. А теперь вернемся к “Птице в пространстве”. Эта скульптура была выполнена в 1923 году, и с тех пор Бранкузи создал много ее вариантов в мраморе, гипсе и бронзе. Этот, 1941 года, один из самых поздних и самых грандиозных.

– Да, скульптура прекрасная! Это особенно видно, если обойти ее и рассмотреть со всех сторон. Ее формы меняются, она как будто живая. Но расскажи мне обещанную историю с Дюшаном!

– В 1926 году одну из бронзовых копий “Птицы в пространстве”, очень похожую вот на эту, привезли из Европы в Америку на выставку. Обычно в таможне нью-йоркского порта не облагали пошлиной ввозимые в страну произведения искусства, а за различные ремесленные изделия и утварь полагалось платить сорок процентов их стоимости. Теоретически таможенник должен был понять, что “Птица в пространстве” – это скульптура. Но отказался признать ее таковой и потребовал выплатить сорокапроцентную пошлину. Это решение таможни возвращает нас к вопросу, который уже возникал по поводу сушилки для бутылок Марселя Дюшана.

– А, ясно! Вопрос о том, когда некое изделие становится произведением искусства.

– Правильно. Вот почему в этой истории появляется Марсель Дюшан. Он убедил Бранкузи подать жалобу на американское государство, чтобы суд решил, является ли то, что он создал, произведением искусства.

– И что же решил суд?

– Не спеши. Сначала давай посмотрим, как бы ты сама защищала на этом суде Бранкузи, а я буду адвокатом американского государства.

Моне затея понравилась, и она сразу почувствовала себя в зале суда. Первым взял слово Анри.

– Данный предмет никак не соответствует своему названию, – уверенно начал он. – Это нечто вытянутое, заостренное – какая же это птица? Ни малейшего сходства. Где перья, клюв, крылья, лапы? Никаких признаков работы скульптора.

– Все признаки работы налицо! – азартно вступилась адвокат Мона. – Да, разумеется, скульптура необычная, но это дело рук художника, настоящего художника, который хочет сделать что-то удивительное, новое. А это требует огромной работы, потому что приходится думать не так, как все. Сходство с птицей и ни к чему, раз произведение прекрасно!

– Прекрасно? Ничего себе! – возразил Анри. – Что тут прекрасного? Этак любое ремесленное изделие из латуни можно объявить прекрасным!

– Верно, – с довольным видом согласилась Мона. – Промышленные изделия вполне могут быть прекрасными. Например, самолетный пропеллер! Но в данном случае я восхищаюсь гармоничной формой этой “Птицы”, ее золотым сиянием.

– Ладно, но почему эта вещь называется “Птица в пространстве”? С таким же успехом это может быть рыбой, тигром, слоном…

– Потому что заостренная вертикальная форма передает ощущение взлета. И еще потому, что нижняя часть очень узкая, а чем выше, тем больше разворачивается ее энергия.

– Ну, тогда, – с наигранным отчаянием сказал Анри, – боюсь, что традиционному искусству настал конец.

– Ничего подобного! Оно, конечно же, по-прежнему имеет право на существование. Но начиная с какого-то времени существует и другое искусство, абстрактное: Малевич, Джорджия О’Кифф. И абстрактная скульптура тоже. Искусство меняется!

На этот раз Анри ничего не ответил. А у Моны на лице отразилось сомнение. Она, как всегда, была склонна не доверять себе и боязливо ждала приговора.

– Так кто же выиграл суд, Диди?

– Ты. Вернее, Бранкузи. В ноябре 1928 года судья вынес решение. Он заявил, что нет оснований не признавать “Птицу в пространстве” произведением искусства. Значит, Соединенные Штаты проиграли. Суд также опроверг утверждение о том, что обязательно должно быть сходство между символическим произведением и означаемым предметом. Выступавшие в суде свидетели защиты Бранкузи выдвигали те же доводы, что и ты.

– Знаешь, я думаю, Бранкузи потому хотел вырасти, как большое дерево, и выразить идею полета, что всегда стремился смотреть ввысь. Смотри ввысь, Диди, смотри ввысь!

Ну, наконец-то! Первый раз в жизни Мона сама, естественным образом извлекла урок из того, что услышала, и искренне призвала следовать ему своего деда. Анри понял, какое грандиозное изменение происходит на его глазах, и у него захватило дух.

– Смотри ввысь! – восторженно повторяла Мона.

Да, он посмотрит ввысь, чтобы увидеть будущее. Анри обнял Мону за талию и изо всех сил поднял ее на вытянутых руках. Она парила в пространстве, как птица. А Анри Вюймен смотрел на нее, смотрел ввысь.

41. Ханна Хёх. Формируй себя

В досуговом центре Мона проводила много времени одна, погруженная в свои мысли. Ей вполне хватало общения с собой, но вид у нее был несколько отрешенный. Однажды после обеда она села в тенечке под большим каштановым деревом.