Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— Вот так я и разыскала тебя, — улыбнулась Илона.

В одном глазу у нее была небольшая коричневая точечка. Ману разглядел ее лишь сейчас, внимательно всматриваясь в лицо Илоны. Ее взгляд запомнился Ману на всю жизнь. В нем было и отчаяние, и надежда, и тоска.

— Спасибо, что приехала, — тихо и ласково промолвил Ману.

Они вернулись к дому, где Илону поджидал гнедой красавец конь. При виде хозяйки он радостно заржал.

— Про дело-то чуть и не забыла, — сказала Илона и, приподняв сиденье санок, достала оттуда сверток. — Привезла тебе чистую рубашку, а то неизвестно, где опять постираешь.

Ману растерялся, но не стал отказываться, чтобы не обидеть Илону.

— Спасибо, — тихо проговорил он и взял из рук Илоны пакет. — Когда-нибудь я верну тебе ее. После войны.

— Надеюсь, — довольно улыбнулась Илона. Она была рада оказать Ману хоть маленькую услугу.

Ману отвязал коня и привычным движением сунул ему в рот удила. Илона уселась в санки и выехала на дорогу.

Конь пустился рысью, и бубенцы снова зазвенели. Илона еще раз обернулась, помахала Ману рукой, а потом ее белый платок исчез за домами.

II

Словно огненный шар, над лесом опустилось солнце. Весь западный край неба пылал, как в огне. Голые деревья легко пропускали последние солнечные лучи, придававшие морозному вечеру какой-то суровый, кровавый оттенок.

Понемногу лес потемнел, но розоватые краски зари еще долго алели на темно-сером небе. Казалось, что где-то за горизонтом догорает гигантский костер.

Красногвардейцы лежали на полянке между железной дорогой и лесом.

— Неплохо бы сейчас в баньке попариться, — проворчал Карпакко.

— А разве вечером об этом не договорились? — спросил Юкка.

О бане действительно было решено еще вечером, и Эсколини уже ушел в деревню топить баню.

Когда рота вернулась в деревню, красногвардейцев ждали две жарко натопленные бани. В лицо ласково ударяло теплом и приятным запахом веников.

Вскоре люди гуськом потянулись в баню. С каким наслаждением они снимали с себя одежду, чтобы быстро юркнуть в раскаленную полутемную баню. Парилка была битком набита. На камни то и дело подкидывали горячей воды, и она с шипением превращалась в пар. Мужчины усердно замахали вениками, а кое-кому пришлось поневоле спуститься пониже.

— Ну и парок! Одно удовольствие! — слышались довольные голоса.

— Теперь уж я напарюсь, пусть хоть сто лахтарей придет сюда, — разглагольствовал Карпакко. — Однажды Раатикайнен из Турку хотел оставить нас без бани, так я ему тогда показал вот этот рабочий свод законов, — и он потряс своим большим кулаком. — Или топи баню, или этот кулак испортит тебе физиономию, и что вы думаете, послушался, голубчик...

В парилке стоял такой шум и гомон, что никто не расслышал двух выстрелов, прогремевших в деревне. Но зато какая поднялась суматоха, когда дверь бани распахнулась и раздался чей-то тревожный крик:

— Ребята, а ну скорей! Лахтари в деревне, перкеле!

Однако даже тогда с полка еще кто-то выкрикнул: — Кончай дурака валять... Поддай-ка лучше пару! Тут на дворе раздался взрыв, и на пол со звоном полетели куски разбитого стекла. В баню ворвалось облако морозного воздуха. Бледное пламя небольшого фонаря угрожающе задрожало, но все же не погасло.

Теперь уже стало не до шуток. Сухое белье было трудно натягивать на мокрое, разгоряченное тело. Многие выбегали из бани с бельем под мышкой, ругаясь на чем свет стоит:

— Перкеле, даже попариться спокойно не дадут!

Ялонен и Ману стояли на крыльце. Юкка приказал занять позиции возле скотного, двора, за которым слышались выстрелы.

Дверь бани осталась распахнутой настежь. Фонарь помигал еще немного на окошке предбанника, но холодные порывы ветра задули вскоре этот огонек. Опустевшая баня клубилась на морозе теплом и паром.

Красногвардейцы один за другим выбегали на дорогу. Аки и Кярияйнен устраивались со своим пулеметом возле ворот.

— Ну и дадим же мы им сейчас жару! — говорил сквозь зубы Аки, готовя пулемет к бою.

Но «дать жару» не пришлось. Ялонен приказал всем немедленно отходить к дороге, чтобы не оказаться в окружении. Этого Юкка боялся больше всего. Такое уже случалось в Куопио и Варкаусе.

Позади раздавались выстрелы, и пули со свистом проносились мимо, исчезая в высоких сугробах.

Фингерус тянул санки с пулеметом, Эйкка подталкивал их сзади. На голове у него была меховая шапка, он запыхался и со злостью ворчал:

— Ну, перке... Такую баню и кофе бросили...

Двор дома опустел лишь ненадолго. Вскоре там появился коротенький мужичонка с винтовкой наперевес. Выйдя из лесу, он прокрался к бане и заглянул в дверь.

— Хе-хе... Удрапали, — злорадно хихикнул старикашка. — Кажись, никого нет. Иль есть тут кто?

Мужик осмотрел баню и подбежал к воротам.

— Ишь, перкеле! Только пятки сверкают... Эк я вас выкурил. Недаром меня хитрецом зовут. Вы еще попомните хозяина из Саккола. Теперь и у меня есть из чего палить.

Встав за угол дома, он зарядил винтовку и выстрелил вслед красногвардейцам, злобно выкрикивая:

— Я вам подсыплю перцу! Ишь вы, чужое добро делить задумали... Вы хотели раздать беднякам зерно Саку-Хейкки, но я вам покажу конфискацию... пулей в задницу...

Так, чертыхаясь, он еще долго стрелял из винтовки. Мимо бежали вооруженные люди из белого отряда. Мужик из Саккола стоял на крыльце и смотрел им вслед.

— А пусть бегут. Зайду-ка я лучше в дом, — сказал он себе. — Наверно, у них кофе на огне, после бани-то, хе-хе...

Старик отварил дверь и вошел в дом. Скоро он уже сидел за столом и пил горячий кофе. Сахар он сразу же сгреб в карманы.

Рота Ялонена, к счастью, отделалась на этот раз очень легко. Когда все собрались на лесной дороге, Юкка сосчитал бойцов. У многих остались в деревне вещевые мешки и кое-какие вещи. Один парень был ранен в ногу. Его усадили на санки с пулеметом.

— Да, хорошо попарились, но хорошо и пробежались, — (ворчал Анстэн.

Начался длинный ночной марш. По заснеженной лесной дороге пришлось идти в быстром темпе, чтобы люди не простудились после бани. Понемногу настроение поднималось, а некоторые весельчаки уже начали шутить.

— А ведь чуть было нам конец не пришел, ребята. Ей-ей, — говорил Фингерус. — Кажись, это была самая крупная баня во всей