Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

попытались перелезть через забор на фабричную территорию, но забор оказался слишком высоким. Да и стоило ли перелезать через ограду? Там тоже уже раздавались выстрелы. Вдоль забора к реке спускалась отводная канава. Вместе со всеми Ману и Тойво подались левее, по ходу канавы, но там им путь преградил порог Таммеркоски. Ограда вдавалась на несколько метров в реку, и чтобы обогнуть ее, пришлось войти в ледяную воду. Хорошо еще, что здесь оказалось довольно мелко. Обойдя вброд забор, вышли на территорию фабрики, а оттуда бегом по маленькому мостику на другой берег, и дальше вниз, к площади Налкала.

На самой оконечности мыса стояли на приколе большие баржи. Там засели белые. С другой стороны узкого мыса, где-то между штабелями дров, укрылись красные с пулеметами. Огонь был настолько метким, что белым пришлось убраться от барж, да поскорее.

Ману и Тойво тоже взобрались на дрова и открыли огонь из своих винтовок. В пылу боя парни позабыли о страхе.

— Что это за место? — спросил Тойво у пулеметчика.

— Это мыс Ратина. Мы же только что пришли оттуда, во-он через тот мост.

Группа красногвардейцев отправилась на лодках к баржам. Когда высадились на мыс, белых там уже не было. Вскоре красногвардейцы вернулись, захватив с собой ватник и винтовку. Ватник предложили Тойво, так как он был одет легче других, но парень отказался: «Обойдусь и своей курткой».

Заалело утро, и выглянуло солнце, но не успело оно обсушить промокшей одежды людей, как белые снова открыли артиллерийский огонь. Несколько точных попаданий на площадь Налкала заставили красногвардейцев отойти к домам. В низком каменном здании прачечной выбили выходившие на площадь окна и взяли под обстрел суконную фабрику по ту сторону реки.

Красногвардейцев набилось в прачечную так много, что Ману и Тойво даже подступиться к окнам не могли. Потолкавшись немного во дворе, парни поднялись по лестнице на крышу и стали наблюдать за ходом боя. Потом Ману сказал: «Пора идти, а то отстанем».

По узенькой боковой улочке они направились в сторону базарной площади к улице Хяме. Но справа то и дело разрывались снаряды, и ребятам пришлось укрыться в одном из домов. Шмыгнув в первую попавшуюся дверь, они очутились в швейной мастерской. Две женщины гладильщицы пили кофе. Они предложили по чашечке и неожиданным гостям.

Немного погодя мимо окон замелькали фигуры торопливо бегущих красногвардейцев. Поблагодарив хозяек за кофе, Тойво, и Ману выскочили на улицу и побежали вслед за красногвардейцами.

Так они попали на улицу Хяме, куда стекалось также много красногвардейцев, отходивших от вокзала. Там оказался и Ялонен со своими людьми. Они держали под огнем мост. Юкка велел ребятам идти в ратушу.

Придерживая локтями дверь, на пороге стоял мужчина с костылями. Левую ногу он уже перенес через порог, а после некоторых усилий ему удалось переставить и правую. Подошедшие ближе Аки и Эйкка узнали в нем Эсколини. Тот повернул к ним свое добродушное лицо, прикрытое широкополой шляпой.

— Хех-хе, — усмехнулся Эсколини. — Вот так я теперь хожу.

— Да, брат, ты теперь на четырех ногах, — пошутил Аки.

— Может, прочнее будет... Ничего, ходить можно.

Правая нога Эсколини была толсто забинтована, а сверху натянут серый шерстяной носок. Левая нога была обута в валенок. Другой валенок торчал из вещевого мешка.

— Куда же ты сейчас?

— Поищу местечко поспокойней, подлечу ногу...

На разговоры не было времени. Мимо все время проходили люди, удивленно поглядывая на них — о чем это можно болтать в такое время?.. К тому же Аки и Эйкка направились искать подходящее место для своего пулемета.

— Ну, поправляйся, а нам пора, — сказал Аки и еще долго смотрел, с каким трудом передвигался вдоль стены Эсколини. Трудно было поверить, что это ковылял тот самый веселый человек из Саво.

Аки и Эйкка потащили пулемет на чердак. Оттуда хорошо просматривался мост и вся улица Хяме. Со стороны вокзала уже доносилась громкая стрельба.

Тойво и Ману поднялись на чердак следом за пулеметчиками, но и там у окон тоже не осталось места. Ребятам пришлось спуститься вниз. Из окон вели огонь женщины-красногвардейцы.

Тойво направился в Рабочий дом, навестить Миркку.

— Я ненадолго, — сказал он Ману.

До самого Рабочего дома Тойво бежал бегом. Там он застал безрадостную картину. Внизу, прямо на полу, были сложены винтовки и патронташи. Тойво не сразу понял, почему они тут, но вскоре увидел, как прибывавшие раненые бросали в эту груду свое оружие.

Все помещения Рабочего дома были переполнены ранеными. Санитарки — утомленные, с воспаленными от недосыпания глазами — едва успевали их обслуживать. В одной из комнат Тойво разыскал Миркку.

На двух сдвинутых столах лежал раненый, прикрытый русской шинелью. Голова его была вся обвязана, и перетянутые крест-накрест бинты напоминали белый шлем. Кое-где между бинтами выбивались темные волосы.

Миркку выглядела измученной. она сразу же спросила, где Яли. Тойво ответил, что где-то у моста возле городской ратуши.

Они вышли в коридор, и Миркку рассказала, что этот раненый — русский офицер. Он служил когда-то в Турку и знает Алму-Софию. Миркку искренне сочувствовала: «Подумай, как им не повезло! Алма-София ушла за подводой, чтобы перевезти Сергея, то есть этого русского офицера, туда, где она ухаживает за ранеными. Там по. крайней мере есть кровати и вообще лучше...»

— Ну, я пойду, — сказал Тойво, терпеливо выслушав рассказ про людей, которых он совершенно не знал. — Что передать нашим?

— Передай привет и скажи, чтобы забрали меня с собой, если двинетесь куда-нибудь.

Тойво обещал передать приветы и торопливо зашагал обратно к ратуше. Нижний этаж ее был забит беженцами. Какая-то женщина истошно кричала:

— Прекратите эту глупую стрельбу, вы слышите?

— Заткнись, ты! — кричали ей в ответ женщины-красногвардейцы. Все были взвинчены и возбуждены. Нервы начали сдавать — люди устали от постоянных боев, напряжения и грохота.

Через запасной выход беженцев стали выводить во двор, а оттуда в ближайший переулок. Шли, боязливо оглядываясь и вздрагивая от выстрелов и пулеметных очередей, непрерывно раздававшихся с крыши и из окон верхних этажей.

Миновав дворы, людской поток устремился к зданию бани, где имелся выход на другие улицы. И гут поток быстро рассыпался пугливыми ручейками. Старики, женщины с узлами, плачущие дети...

Повыше моста белым удалось переправиться через Таммеркоски и проникнуть на улицу Кауппакату. Там они преградили путь бежавшей толпе.

Понемногу начали вылезать из своих убежищ и белые в самом Тампере. Они стекались на площадь перед