Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Она преуспеет как женщина-дара или не преуспеет вовсе.

И ведь на какое-то мгновение Дзен-Кара решила, что и впрямь достигла желаемого. Столь высокое место на экзаменах стало подтверждением того, на что она не смела даже надеяться. Экзаменаторы не знали, кто она такая, не могли увидеть ее лицо адюанки, услышать акцент и судили только по ее логограммам. И они сочли Дзен-Кару достойной.

Но все это рухнуло благодаря одной лишь фразе ее наставницы.

Напиши это эссе уроженка Дара, мастер Тату всячески расхвалила бы ее талант. Но поскольку это была Дзен-Кара, учительница связала успех с ее происхождением и сочла его недостаточным… ведь ученица не сумела совпасть с представлением наставницы о выходцах с Тан-Адю.

Дзен-Кара поняла, что, как ни старайся и сколько ни лезь из кожи вон, Дара все равно никогда не станет для нее домом. Чего бы она ни достигла, наставники никогда не будут относиться к ней так же, как к остальным ученикам. Сколько ни цитируй она классиков ано, одноклассники прежде всего станут замечать татуировки на ее лице. Какой бы идеальной и прекрасной ни была ее каллиграфия, никто не забудет про ее акцент. Не важно, как глубоко или с каким почтением воспримет она изречения мудрецов ано и проникнется почтением перед богами Дара, народ этой страны всегда будет видеть в ней чужеземку и сводить ее талант всего лишь к месту ее рождения.

Это написано не женщиной из Дара.

Люди никогда не станут относиться к Дзен-Каре с тем уважением, которое питают к прочим токо давиджи, и будут ждать от нее только сочинения автобиографии. Они хотят видеть в ней, чувствовать в ней «профессиональную адюанку» и всячески подталкивают ее к этому. Требуют от нее улыбаться, когда говорят «номи, номи».

После того как Дзен-Кара сменила Фиро повязку, они вместе сели завтракать. Что-то в отношениях между ними переменилось. Словно бы сам воздух наполнился напряжением и недосказанностью.

Он полез за кошелем, достал из него что-то и положил ей на ладонь. Дзен-Кара хотела было возразить, но молодой человек покачал головой и привлек ее взгляд к предмету на ладони. Это был золотой медальон. Она осторожно провела пальцем по чеканке – стилизованному рисунку в виде цветка, эмблеме Дома Одуванчика. Сердце девушки бешено заколотилось. Его аристократический выговор, уверенность в себе, любезные манеры, искусство обращения с дымом, знание классиков ано, вопреки тому что сам он называл себя недостаточно образованным, – все указывало на высокое положение. Вряд ли Фиро из Дзуди был просто тезкой молодого императора Дара.

Девушка посмотрела на него полным смятения взглядом.

«Но зачем Фиро Гару, император Монадэту, тайком приехал в Димуши? Что он здесь делает?»

– Моя мать обладала умением видеть сквозь внешнюю оболочку и понимать, кому можно доверять, – сказал он. – Я, увы, не овладел этим ее искусством. Но ты ведь тоже почувствовала, что между нами возникла связь, да? Быть может, богам угодно, чтобы я положился на тебя.

«Каким богам?» – мелькнула у нее мысль. Но перебивать его Дзен-Кара не стала.

Фиро подробно поведал ей о своем плане перевезти некие товары и людей на остров Полумесяца: то была часть подготовки к великому предприятию по изменению карты Дара. План был такой дерзкий, что казался просто невероятным. О подобном Дзен-Каре доводилось лишь читать в древних томах, а там, как известно, правда тесно переплетается с вымыслом.

– Ты хочешь, чтобы о твоих приключениях и подвигах тоже слагали легенды? – спросила она, вспомнив циркулирующие в Дара слухи: поговаривали, что юный император мечтал вырваться из-под железной пяты регента. – Собираешься промчаться по Островам, сея повсюду плач и разрушения, оставляя за собой лишь обугленные развалины?

– Нет! – воскликнул Фиро, вспыхнув от негодования. – Те, кто говорят так, не понимают меня, неправильно толкуют мои стремления!

– Но ты намерен нарушить договор, неукоснительно соблюдавшийся целых десять лет, – возразила Дзен-Кара. – Хочешь положить конец мирному правлению императрицы Джиа.

– Перемены грядут, желает этого моя тетушка-мать или нет, – заявил Фиро. – Мир, купленный ценой страданий десятков тысяч людей, не стоит того, чтобы его сохранять.

«Перемены грядут», – повторила про себя Дзен-Кара. Странно, что предчувствие, давно зревшее в глубине ее души, оказалось озвучено устами другого человека.

Фиро с трудом поднялся и теперь стоял, покачиваясь. Дзен-Кара положила его руку себе на плечо. Опираясь на нее, император описывал круги по комнате: это упражнение укрепляло его тело, а также делало речь более свободной. От подобной близости щеки девушки залились румянцем.

Он говорил об ужасах жизни в Неосвобожденном Дара, приподнимая наброшенную льуку завесу тайны при помощи рассказов беглецов и отрывочных сведений, собранных лазутчиками во время миссий по доставке дани. Рассказывал об уверенном становлении его личной армии, которую формировал в далеком лагере, и о росте провоенных настроений, что подогреваются жарким пламенем вновь вспыхнувшего патриотизма.

Фиро поведал ей, как, выдавая себя за контрабандиста, вышел на адюанскую банду. Рассказал об оживленных переговорах, в ходе которых старался напустить побольше дыму, чтобы скрыть истинную природу своего товара. И о том, какой жадный блеск появился в глазах главаря шайки, когда тот рассудил, что им выгоднее удерживать молодого контрабандиста ради выкупа, чем провернуть с ним сделку. Рассказал о последовавшей отчаянной драке и неожиданном спасении.

– Ты слишком беспечен, – укорила его Дзен-Кара. – Слишком доверчив.

Фиро рассмеялся и кивнул, признавая, что ее обвинения справедливы. Однако добавил:

– Мой отец говорил, что в каждом человеке непременно должна быть частичка безрассудства Тацзу. Так жить интереснее.

Сокрушенная словами наставницы, Дзен-Кара отклонила приглашение магистрата Дзуды, проводившего встречу с новыми токо давиджи, чем страшно расстроила мастера Тату и разочаровала одноклассников.

Она вернулась на Тан-Адю, в свой дом, где отсутствовала целых пять лет. Родители были безумно рады видеть ее, было много шума, крепких объятий и счастливых слез. Дзен-Кара даже не представляла, насколько соскучилась по родной речи, какое это наслаждение – есть еду, приготовленную сестрами, тетушками и бабушками: теперь даже толченое таро показалось ей более вкусным, чем запомнилось прежде. Постепенно возвращаясь к исконным традициям жизни на Тан-Адю, она позволила себе снова примерить роль ребенка, раствориться в любви семьи и родного племени.

Дзен-Кара много купалась и выходила на пироге в океан, заново знакомясь с техниками поиска пути, известными ее народу. Она использовала особую трубу, при помощи которой адюане общались с великими крубенами, властелинами моря. Девушка испытывала гордость, обращаясь к богам только по их адюанскому