Бес лести предан - Элиот Лилит

– И что было внутри?

– Огонь, – глаза Александра стали такими же стеклянными, как у мадам Шевалье. – Черный огонь. Может, я плохо разглядел, но если это и были обычные бесы, что-то заставило их сидеть внутри шкатулки, а когда я снял крышку – хлынуть наружу черными языками пламени. Мне оно, конечно, вреда не причинило – как и любая тьма, эта растворилась, стоило меня коснуться. Но комната загорелась по-настоящему. Я вытряхнул из шкатулки, что в ней осталось, истоптал тлеющую бумагу ногами, сунул за пазуху и бросился бежать. Заблудился, конечно. Просто носился туда-сюда, как загнанный зверь, и так столкнулся с мадам Шевалье. Она хоть дорогу знала. Думаю, она догадывалась, что произошло. Пока мы пробирались сквозь горящие коридоры, мне все казалось, что она вот-вот выхватит откуда-нибудь из корсета кинжал и ударит меня – просто на всякий случай, если я как-то проник в ее секреты. Но, может, я и придумал, голова была неясная. А потом появился ты и, как обычно, меня спас. Вот и вся история. Вернее, почти вся.

Алексей едва верил своим ушам, но быстро сориентировался:

– Бумаги, которые вы успели спасти?

– Да. Одна бумага.

– И что же в ней было?

– Сам посмотри, – Александр нырнул рукой под фрак и вытащил бумажный конверт, из которого бережно извлек обугленный лист.

У Алексей отвисла челюсть.

– Вы понесли ее туда?! К женщине, у которой ее украли и которая могла вас за это убить?

– Смейся сколько хочешь, но так безопаснее. Я не хочу, чтобы о ней знал кто-то, кроме нас с тобой. В моих покоях любой Кутайсов может сунуть в нее свой длинный нос. Я уже говорил, в Зимнем дворце нет неотпираемых дверей. Что до мадам Шевалье, я не планировал позволять ей обшаривать мой фрак.

Алексей, не удержавшись, вскинул брови, но Александр только настойчивее протянул ему обгорелую бумагу.

– Только осторожно, она, того и гляди, рассыплется. Я выучил ее содержимое наизусть, но никогда не знаешь, где пригодятся вещественные доказательства.

Алексей бережно принял почернелый листок. Бумага пострадала так сильно, что лишь в некоторых местах можно было разобрать французские слова.

«Предъявителю сего письма дозволяется…»

Далее – огромная прореха скрывала сердцевину текста. Ниже – строчки прятались за черными ожогами, только некоторые еще можно было разобрать: «в любое время», «пропустить», «приказ», «заверено Дир», «13 Брюмера» и, наконец, подпись: «ген». Остаток подписи тоже скрывало черное пятно.

Алексей еще раз перечитал ошметки письма и протянул изувеченную бумагу назад.

– Если «Дир» – это «Директория», а «ген» – «генеральный секретарь», этого достаточно, чтобы уличить в ней французскую шпионку.

– «Дир» может быть чем угодно, хоть фамилией, – возразил Александр. – Не говоря уже о «ген». Французских шпионов хватает и без мадам Шевалье, да и с такими зыбкими доказательствами она запросто вывернется из клещей Тайной экспедиции. А вот что это письмо действительно уличит, так это что я был в ее комнатах. Его величество мог погибнуть в том пожаре. Если он узнает, что я его начал…

– Да ведь вы не знали, что так будет!

– Но кто мне поверит? – глаза Александра подернулись инеем. – Ты не хуже меня знаешь, что отцу в каждой тени мерещится заговор. А уж если он начнет меня подозревать, то уже никогда не перестанет. С ним всегда так – один раз утратишь его доверие, и все, всему конец. Знаешь, сколько людей отправилось в ссылку только за последнюю зиму?

– Уж конечно, за дело, – нахмурился Алексей. Он был занят в разъездах, так что за обстановкой при дворе следил мало, но его величество никогда не обрушивался на невиновных. – И ведь вы сами в том пожаре чуть не сгорели.

Лицо Александра окаменело.

– Хорошо, – произнес он холодно. – Я тебе друг, а не господин, чтобы запрещать что-то. Если ты совершенно уверен, что, узнав обо всем, отец не отправит меня под замок в крепость, то иди и расскажи ему об этом письме. Остановить тебя я все равно не могу. Может, это я к нему несправедлив. Если ты готов взять на свою совесть все последствия такого решения, я тебя не задерживаю.

Алексея прошиб холодный пот.

– Да что вы такое говорите? – прошипел он возмущенно. – Конечно, я не пойду на вас доносить! Я только хотел сказать, что если ваша совесть чиста, его величество не сможет… – он осекся. Язык не повернулся договорить «вас подозревать».

«Самым близким следует доверять в последнюю очередь».

Разве мог он после таких слов с чистой совестью заверить Александра, что бояться нечего?

Вдруг вырвалось:

– Вы знаете, что случилось с первой женой его величества?

Александр удивленно моргнул. Холод исчез из его глаз, уступив место усталости.

– Она была немецкой принцессой, как матушка. Умерла родами вместе с их первенцем. Больше ничего не знаю. А что?

– Нет, ничего. Я просто… – Алексей сбился и замолк.

Александр снова тронулся с места.

– Теперь и не знаю, стоит ли заканчивать. Я… Я правда могу положиться на то, что ты ничего не скажешь его величеству?

На сердце повисла мрачная тяжесть, но Алексей слишком хорошо помнил, как невыносимо муторно ему было в те долгие недели, когда Александр не то что разговаривать – смотреть на него не хотел.

– Не скажу, если вы того не захотите.

– Куда же подевалась твоя хваленая принципиальность?

Алексей отвел глаза и на одном дыхании, едва веря сам себе, выговорил:

– Мне ваша дружба дороже принципиальности.

Пусть Андрей сколько угодно упрекает его в том, что для него ничего нет дороже мнения императора, но было и то, от чего Алексей не мог отречься, даже в угоду всем установленным для себя правилам.

Улыбка вернулась на лицо Александра – бледная и неуверенная, как первый пробившийся подснежник.

– Я знаю, – шепнул он. – Я никогда в тебе не сомневался.

Они ускорили шаг, торопясь вернуться во дворец до рассвета. Александр продолжил рассказ:

– Чтобы подтвердить свою догадку, мне пришлось искать с мадам Шевалье новой встречи. Это было не сложно – может, она в самом деле французская шпионка, пытающаяся подобраться к цесаревичу, а может, я правда ей понравился… Она с охотой отвечала на мои письма, и вскоре мы условились о свидании. Сегодня она была куда приветливее, чем посреди пожара, так что мы довольно приятно побеседовали. Я спросил, о чем они говорили с графом Паленом. Она сказала ему, что потеряла голову от страха и плохо помнит события той ночи. Принесли еще