Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

— Папа! — Ульяна с криком бросается навстречу. Она рыдает от пережитого страха и от радости тоже. Она цепляется за штанину. — Папа… я…

— Куда ты уходила? — её подхватывают и встряхивают так, что голова запрокидывается.

— Я… я была тут!

— Врёшь! — отец трясет её и голова мотается, и говорить неудобно, но Ульяна всё равно счастлива, что он пришёл.

— Нет, я была тут… я…

— Такая же лживая дрянь, как твоя мамаша… — он морщится, будто вдруг видит перед собой что-то донельзя отвратительное. Точно. Её, Ульяну, видит.

Она некрасивая.

Мама это тоже говорит. Некрасивая и глупая. И… и поэтому хорошо, что другие её не замечают. Ей и не надо, чтобы замечали.

— Идём, — отец успокаивается. Почти. Он держит руку крепко, точно опасается, что Ульяна сбежит. — В следующий раз делай, как я сказал.

— Я…

— Не надо. Ничего не говори. Я устал от вранья, и теперь ещё ты… просто помолчи. Ладно?

Бусина выскальзывает из пальцев.

И проклятье давит. Изнутри давит. Оно появилось тогда? Или ещё раньше? Или… получается, что она сама себя прокляла? Тогда? Как Василий пожелал избавиться от эмоций, так и она пожелала, чтобы её не замечали? И пожелание почти исполнилось?

Поэтому…

Поэтому не получалось с друзьями?

И в университете? И после? С работой? И в целом с людьми? Ульяна не хотела, чтобы её видели… только… только ведь Мелецкий всё равно видел. И плевать ему было на её желания.

Как и на страхи.

Он просто вот видел. И тем самым выводил несказанно. А когда выводил, то Ульяна начинала злиться. И злясь… злясь, она отвечала.

И оживала.

— Вот, значит, как, — сказала Ульяна в никуда. — Я сама себя… и ты подсовываешь это вот? Зачем?

Смешно ждать, что источник ответит. Он и не отвечает. Только Ульяне ответ не нужен.

— Я не поддамся, — она произнесла это не для него. Для себя. — У меня есть другие воспоминания. Хорошие.

Вот отец садит её на плечи, и Ульяна выше всех. Она смеется. И он тоже. И подаёт наверх корону. Игрушечную, конечно.

— Моей принцессе…

…и дует на разбитую коленку.

— Ничего страшного. Заживёт. Вот… — он оборачивается, срывает какой-то лист и, лизнув, прилепляет к ранке. — Это подорожник. Сейчас кровь остановится и мы пойдём есть мороженое.

И ведь пошли.

Ульяна помнит тот день. Где была мама, не помнит, а вот как они сидели в ярком кафе и долго-долго выбирали мороженое, помнит. И что она не могла определиться, ей хотелось и с манго, и шоколадное, и ещё фисташковое… и отец тогда заказал фирменное — огромную гору из мороженого, политую сразу несколькими сиропами, украшенную звёздочками и леденцами.

И это…

Это было.

Всё было. Разное.

Ульяна выдохнула. И она не позволит источнику вытащить наверх одну лишь тину.

Это её память.

Её жизнь.

Её прошлое.

И будущее, оно тоже принадлежит Ульяне.

— Моё, — сказала Ульяна вслух и удивилась тому, что голос её звучит. И что его слышат. И саму её видят. Кто?

Все.

Вот повернулись одноклассницы, имена которых давно выветрились из её головы. И Мясницкая буркнула:

— Извини.

Миронова лишь пожала плечами. Мол, она не нарывалась и в целом Ульяна сама виновата. И бусины, те, тёмные, никуда не делись. И не денутся. Они останутся с Ульяной до конца дней её. И память останется. И шрамы, какие есть. Но это не значит, что она позволит этим шрамам стянуть душу.

Или откажется от будущего.

Не откажется.

Ульяна распрямила плечи.

И сделала ещё шаг. И ещё. Ступени возникали под ногами сами собой. Куда они вели? Сложно определить, когда ты в нигде находишься. Но куда-то вели несомненно. Хотя… не туда ли, куда она хочет?

А куда она хочет?

Назад? Исправить прошлое? Она смогла бы. И искушение было острым. Дотянуться далеко-далеко. Взять всю силу, что вокруг, что готова подчиниться, и исправить. Как? Сделать так, чтобы мама… что? Любила её? Или отец? Или чтобы они просто не встретились?

Или встретились, но разошлись, как это с людьми бывает, зажив каждый своей жизнью?

Или и вовсе…

Исправить мамин характер? Переписать полностью? А Ульяна может? Пожалуй, что да… или чтобы просто мама не болела и ей не потакали?

Или…

Нет.

— Нет, — повторила Ульяна, снова радуясь тому, что слышит свой голос. — Это не выход.

Теперь она могла разобрать и шепот источника. Тот спешил помочь, подсовывая варианты. И делал это искренне, но в меру своего понимания.

— Если сделать так, то не будет меня, понимаешь? Нынешней. Не такой, как мама. И не такой, как отец. Нерешительной. Бестолковой. И… просто такой вот. Всё как он сказал.

Значит, демонам можно верить?

Иногда?

— А если не будет меня, то… то не будет Никиты. И Игорька. Таких, какие они есть… и Данилы… что с ним станется? Кто тогда остановит Милочку? Вообще узнает про неё? Возможно, конечно, не будет и «Синей птицы», но это не точно. А если будет, то Данила исчезнет в ней. И Стас. Мы не друзья, но… я не жалею, что помогла им.

Она выдохнула и искры силы закружились светляками.

— Так что пусть остаётся… а проклятье…

Ступени привели к зеркалу. Такое, кажется, обычное. Может, даже одно из тех, что уцелели в доме. Высотой с саму Ульяну. И она же в нём отразилась. Растрёпанная такая… не красавица, но и не такая страшная, как ей представлялось.

Обыкновенная.

Она разглядывала своё отражение с интересом, и понимала, что впервые действительно смотрит вот так, просто, не выискивая недостатки. И нос у неё не шнобель. И губы не так уж узки. А глаза вовсе не неопределенного цвета. Яркие глаза.

И она сама…

Она такая, какая есть. Вся целиком. И только это вот лишнее. В груди зеркальной Ульяны виднелось чёрное пятно. Словно ком чьих-то волос, которые в неё запихнули. И этот ком шевелился, вызывая отвращение.

— Ну нет, — Ульяна тряхнула головой и та, в зеркале, повторила жест. И рубашку стянула с себя вместе с Ульяной. — Извини, руками это трогать не хочу.

Губы зеркальной шевелились. Но и только. Ульяна не удивилась, когда пальцы продавили зеркальную гладь и зацепились за волосы.

Проклятье?

Нет, проклятье не является частью Ульяны. Оно само по себе и… рывок. Было почти не больно, так, неприятно, как бывает, когда вытаскиваешь длинную занозу, что засела под кожей.

Комок волос шевелился в руке.

И Ульяна сдавила. А потом направила искру силы. Волосы вспыхнули, чтобы