Черная Песнь - Энтони Райан

"Ты так много сделал", - сказал Алум, взяв его за руку, крепко сжав ее. Он посмотрел на детей, которые играли в мяч у кромки воды, а волны разбрасывали пену среди них. Внутренний конфликт Морески был заметен в складках, прочертивших его обычно гладкие брови. "Я чувствую, что должен больше. И перед тобой, и перед Темным Клинком за преступления, свидетелем которых я был".

"Твой долг - перед этими детьми, - сказал Ваэлин, отпуская руку Алума и вкладывая в нее кошелек. "Монет хватит, чтобы убедить одного из здешних капитанов взять вас в Ричс. Я бы посоветовал найти мельденейца. Они больше всего склонны к пиратству, но и меньше всего склонны нарушить сделку".

Он кивнул им обоим и повернулся, чтобы уйти, но успел сделать всего несколько шагов, прежде чем Сехмон выпалил: "Я не могу уйти, милорд". Повернувшись, Ваэлин увидел, что юноша перевел взгляд с него на место, расположенное дальше по пляжу, где Эллеси сражалась с Ми-Хан. "Думаю, ты знаешь, почему", - добавил Сехмон.

Ваэлин наблюдал за тем, как Эллеси в танце уклоняется от меча Ми-Ханн, отвечая быстрым ударом своего деревянного клинка, который едва не вонзился в ребра другой женщины. Этот удар многое сказал о том, насколько она усовершенствовалась в обращении с мечом. Она не сможет ответить на твою любовь, подумал Ваэлин. Это то, что она любит, возможно, все, что она когда-либо полюбит. Кроме того, ее мать никогда бы этого не одобрила. Ты надеешься на то, чего у тебя никогда не будет.

Как свободный человек, ты можешь сделать свой собственный выбор. Мы отплываем в течение часа".

Еще два дня "Штормовой ястреб " шел на запад со значительно сниженной скоростью, прежде чем капитан Охтан, теперь уже почти постоянно стоявший у румпеля, направил его на юг, в узкий пролив между двумя островами с крутыми склонами. По мере того как они продвигались через пролив и многочисленные каналы за ним, небо превратилось в вечно пасмурный туман, который никогда полностью не исчезает, несмотря на ярость солнца. Он словно бесплотная плесень прилипал к покрытым джунглями берегам проплывающих мимо островов. Аура серости и сырости порождала гнетущую атмосферу, которую не ослабляли звуки, доносившиеся из джунглей.

"Когда я была моложе, - сказала Эллеси, морщась от какофонии, доносящейся с береговой линии, расположенной всего в пятидесяти шагах, - я сопровождала матушку, когда она раздавала милостыню в дом, который церковь построила для тех, кто сошел с ума после войны. Там и вполовину не было так плохо, как здесь".

Она безмятежно улыбнулась в ответ на осуждающий взгляд Ваэлина, а затем скривилась, когда из джунглей донесся новый хор. Это была гнусавая мешанина из воплей, болтовни, щелчков и еще более глубокого звука, жутко напоминающего гортанный смех. "Клянусь задницей отца, неужели это никогда не прекратится?"

К растущему ощущению, что за ними наблюдают, добавилось еще и то, что, кроме нескольких стай птиц, поднявшихся с дальних верхушек деревьев, они не заметили ни зверя, ни человека, которые могли бы стать источником такого шума. Беспокойство Ваэлина усугублялось постоянно нарастающей громкостью черной песни. Музыка имела зловещий оттенок, в ней не было отзвука прежней песни, которая разбудила его при приближении Элл-Нестры. Это был постоянный и нарастающий гул нежелательного узнавания. Здесь есть что-то Темное, понял Ваэлин. Что-то большее, чем камень, если он вообще еще здесь.

Капитан Охтан настоял на том, чтобы с наступлением темноты бросить якорь, а Ваэлин приказал половине команды нести вахту по три часа. Однако сон для тех, кто не стоял на вахте, оказался недостижимым: шумная песня джунглей, казалось, становилась все громче в темноте, порождая множество воображаемых угроз. Несколько раз члены экипажа подавали сигналы тревоги, заставляя руки тянуться к оружию, а все взгляды обшаривать мрачный берег, чтобы провести длительный промежуток времени в ожидании угроз, которые так и не материализовались. В каждом случае часовые отвечали на насмешки и гнев в свой адрес, утверждая, что видели что-то большое, проплывающее по дальнему берегу, или что-то еще более крупное, прорвавшееся на поверхность глубокой лагуны, где стоял на якоре "Штормовой ястреб ".

В результате Ваэлину удалось поспать не более двух часов, прежде чем рассвет принес густой туман, который удерживал "Штормовой ястреб" на месте до тех пор, пока он не рассеялся настолько, что Охтан смог приказать поднять якорь. Некоторое время они шли под половиной паруса, а каналы, по которым направлял их капитан, становились все более узкими и извилистыми. Когда прозвенел полуденный колокол, он приказал спустить все паруса и спустить две шлюпки "Штормового ястреба" на воду.

"Других способов проложить верный курс нет, милорд, - посоветовал он. "Если только мы не хотим сесть на мель".

Ваэлин занял свое место в лодках рядом с командой, пока они гребли веслами и буксировали корабль вперед. Разговоров и ворчания было мало, матросы с решительной бодростью навалились друг на друга. Их стремление покончить с этим путешествием было заметно по коротким, но частым взглядам на проплывающие мимо джунгли. Но вот ровный ритм сбился, превратившись в хаос столкнувшихся весел, когда с берега донесся самый громкий крик - достаточно мощный, чтобы пронзить уши, пронизанный нотками яростного вызова и предупреждения, и на этот раз сомнений в его источнике не было.

Птица стояла на большом камне на берегу ближайшего острова, достаточно близко, чтобы нельзя было ошибиться в ее размерах. Широкий крючковатый клюв птицы широко раскрылся, и она закричала, высунув темный блестящий язык. Когда крик закончился, птица щелкнула клювом, и звук раздался подобно раскату грома. Ваэлин смотрел на птицу, а матросы вокруг него шарахались от нее, едва не перевернув судно в панической спешке. Птица издала более короткий, но все еще болезненно громкий крик, ее щетинистые крылья захлопали в яростном возбуждении, а гребень из ярких зеленых перьев, растущих из ее головы, распустился, как корона.

"Он семифутовый, не так ли, брат?" - дивился Нортах.

Он сидел в другой лодке и с восхищенной ухмылкой разглядывал птицу.

"Ближе к девяти", - ответил Ваэлин.

Этот обмен мнениями, похоже, разъярил птицу, и она, наклонив голову, бросила на них злобный взгляд, а затем снова щелкнула клювом, заставив всех присутствующих вздрогнуть и пробормотать проклятия. Страх моряков сменился восхищением, лодка сама выправилась, и они расслабились, не сводя глаз с птицы.

"Ни одна душа в Королевстве не поверит в такое", - вздохнул Сехмон, покачав головой. Как и Нортах, он, похоже, был скорее рад, чем