Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

хрена мне об этом помнить? Как грохнуть тех, кто без страха встает против богов⁈ Об Асграде было крайне мало информации. Кто его разрушил? Зачем? Я как-то читал об этом в летописях, но ничего существенного в них не было.Правда, отец говорил, что это наши боги постарались, но зачем?

— А затем, — вырвал меня из раздумий голос Пургена. — Я покажу, как все было на самом деле…

Холодный ветер с Гнипахеллира принес запах крови еще до рассвета. Но это была не кровь павших воинов Мидгарда. Это была кровь богов. Воздух над Асгардом, некогда пропитанный медовым светом Вальхаллы и звоном кузниц Ивалиди, дрожал от предчувствия. Иггдрасиль, Древо Миров, стонало в своих корнях, предвещая конец эпохи. На равнине Вигрид, где суждено было свершиться Рагнарёку, собрались не сыновья Муспельхейма и не армии Хель. На равнину вступили иные боги.

Их привел Сварог, Небесный Кузнец. Его медная кольчуга пылала отражением тысяч кузнечных горнов, а в руке он сжимал молот Сварожич, раскаленный добела, испепеляющий саму материю.

За ним, подобно грозовой туче, надвигались славянские божества и их войска. Перун, громовержец, бил молотом о свой щит из чистой урановой руды, и каждый удар рождал ослепительные сполохи, опаляющие небеса. Даждьбог, сияющий как само солнце, держал щит, сплетенный из лучей, ослепляющий врагов. Велес, хозяин Нижнего Мира и мудрости, шел, окруженный тенями предков и ревом священных медведей, его посох из черного дуба пульсировал запретной магией. Стрибог, повелитель ветров, свистел в свою раковину, и с воем налетали бури, срывающие шлемы с голов асов. Мокошь, великая Пряха Судьбы, невидимая для глаз, но ощутимая в каждом содрогании земли, тянула нити, готовя петли для чужих жизней.

На золотых стенах Асгарда стоял Один, Всеотец. Его единственный глаз, синий, как лед Ётунхейма, горел яростью и скорбью. Его плащ из звездного неба трепетал на ветру Стрибога. В руке — Гунгнир, копье, не знающее промаха. Рядом — Тор, бог Грома, что яростно вращал Мьёльнир, искры от молота прожигали камень. Хеймдалль, страж Биврёста, трубил в рог Гьяллархорн, и его звук, зовущий к последней битве, сотрясал основания миров. Тюр, однорукий бог чести, сжимал меч. Фрейр, бог плодородия и мира, стоял с печальным лицом, держа золотого вепря Гуллинбурсти. Даже прекрасная Фрейя в своем соколином оперении и с ожерельем Брисингамен готова была ринуться в бой. Они не ждали Рагнарёка так скоро. Они ждали Волков, Змея, армии мертвых. Но пришли иные хозяева неба и земли, жаждущие власти над Мидгардом, над потоками веры и силой, что она дает.

— Один! — Голос Сварога прокатился громом, заглушая рог Хеймдалля. — Земля не вместит двух пантеонов! Покиньте ее или умрите!

— Асгард не склонится пред пламенем чужого горна! — ответил Один, и его голос был как скрежет ледников. — Власть добывается копьем и кровью!

Больше слов не было. Равнина Вигрид взорвалась.

Это была не битва. Это был конец света в миниатюре. Молнии Перуна, толще вековых дубовых стволов, били в строй эйнхериев, испепеляя золотые доспехи в пыль. Мьёльнир Тора, летящий с ревом, встретился в небе с молотом Сварога. Удар был таким, что расколол небо. Появилась трещина, из которой хлынул поток звездного пламени, опаливший и асов, и славян. Земля под ногами богов превращалась в кипящую лаву под взмахом посоха Велеса, вызывавшего древних чудовищ из глубин. Тени предков, ведомые Велесом, облепляли асов, высасывая силу, сея ужас и сомнение даже в бессмертных сердцах.

Тор сразился с Перуном. Два громовержца. Мьёльнир против секиры. Каждый удар порождал землетрясения, сокрушавшие дальние горы Ётунхейма. Они бились, как титаны, но ярость Перуна, подпитываемая верой в свое дело и гневом Сварога, была неукротима. Когда Мьёльнир, отбитый щитом Даждьбога, отлетел, Перун вонзил свою секиру в грудь Тора. Бог Грома рухнул, и его падение потрясло все Девять Миров. Его кровь, горячая как магма, залила поле боя.

Один ринулся на Сварога. Гунгнир против Сварожича. Копье судьбы против молота творения. Они сражались в эпицентре хаоса, их удары перекраивали реальность. Один, мудрый и яростный, использовал всю свою магию, все руны, выжженные на копье. Но Сварог был непоколебим как скала, раскален как его горн. Его молот не просто бил — он аннигилировал.

Однорукий Тюр бросился на защиту отца, но ветер Стрибога подхватил его и швырнул на скалы, где бог чести разбился. Хеймдалль пытался собрать оставшихся асов, но луч Даждьбога ослепил его навеки, а следующий удар Сварожича превратил зоркого стража в пылающий факел.

Фрейр пал, пронзенный невидимой нитью Мокоши, запутавшей его в сеть собственной судьбы. Его золотой вепрь был разорван тенями Велеса. Фрейя, плача кровавыми слезами по брату, сражалась отчаянно, но буря Стрибога сорвала ее соколиное оперение, а молния Перуна нашла ее сердце.

И остался лишь Один, истекающий божественным ихором, лицом к лицу с Сварогом. Всеотец был ранен, его плащ звездного неба был прожжен, Гунгнир дрожал в ослабевшей руке. Сварог стоял перед ним, могучий и неумолимый. Его молот пылал.

— Асгард пал, Одноглазый, — прогремел Сварог. — Ваше время истекло.

Один взглянул своим единственным глазом на руины золотого города, на тела павших сыновей и дочерей. В его взгляде не было страха. Только бесконечная скорбь и принятие.

— Время… асгардцев… еще придет… — прохрипел он.

Молот Сварога обрушился. Удар был сконцентрированным актом уничтожения. Он не просто убил Одина. Он стер его из бытия. От Всеотца не осталось и праха, лишь волна чистой аннигиляции, пронесшаяся по Вигриду.

С гибелью Одина, сердца Асгарда, что-то сломалось в самой ткани этой небесной твердыни. Золотые стены потускнели в мгновение ока, превратившись в серый, безжизненный камень. Цветы Идалира завяли и рассыпались в прах. Рев реки Тунд стих, вода замерзла, превратившись в черный лед. Сила славянских богов, их воля к власти и гнев, обрушились на Асгард как ледяное проклятие.

Сварог поднял свой молот. Велес ударил посохом о землю. Перун воздел секиру. Даждьбог погасил свой щит. Стрибог выдохнул. И из этого объединенного акта воли родилась Великая Стужа.

Она пришла не с ветром. Она материализовалась из самого отчаяния павших асов, из триумфа победителей, из пустоты, оставленной Одином. Абсолютный, всепоглощающий холод. Он не морозил — он превращал в лед саму суть вещей. Воздух замерзал со звоном, падая на землю хрустальной пылью. Камни стен Асгарда трескались с оглушительным грохотом, рассыпаясь, и тут же сковывались вечной мерзлотой. Вода, кровь, даже свет — все застывало в причудливых, ужасающих формах. Башни Вальхаллы рухнули, превратившись в груды ледяных глыб. Поля Идавёлль,