Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

Это звучало как обещание. Обещание чего-то очень неприятного для упомянутых сторон. Я почти пожалел их. Почти.

— Во-вторых, — продолжила она, — я подготовлю пару артефактов. Не благословений, не меток. Инструментов. Они помогут тебе… чувствовать Пустоши. И закрывать их эффективнее. Без лишних фокусов и подвохов. Чистая работа. Как ты любишь.

— Люблю? — я усмехнулся. — Я люблю выживать там, где дохнут другие. Если твои инструменты в этом помогут — я не против. Главное, чтобы они не пытались съесть мою душу по дороге.

— Обещаю, я с ними… договорюсь — ее губы снова дрогнули. — И в-третьих… задание.

Вот оно. Расплата. Или ловушка? С Мораной всегда было и то, и другое.

— Найди ее, Видар, — ее голос стал тише, жестче. — Главную Пустошь. Ты сам говорил — не нужно прыгать по всем. Найди сердце гнили. Она должна быть… больше. Сильнее. Древнее. Дышать иной мерзостью. Ищи место, где мир истончен, как гнилая ткань. Где сама реальность ноет от боли. Это ключ. Закроешь ее — ослабеют и остальные. Или… — она пожала плечами, — … схлопнешь все разом. Экономия сил и времени.

— Просто найти самую большую дыру в мире, — резюмировал я. — Без проблем. А адресок? Хоть наводочку?

— Если бы знала — сказала бы, — отрезала Морана. — Ищи. Чувствуй. Используй голову, а не мускулы.

Она посмотрела на дверь, потом снова на меня. Стало понятно, что время истекло.

— Теперь — иди. Пока они не опомнились.

Она сделала последний шаг. Не для того, чтобы пропустить. Для другого. Ее холодные руки схватили меня за воротник куртки. Я не успел даже вскрикнуть — ее губы прижались к моим. Холодные. Твердые. Как лед, обжигающий огнем. Вкус снежной бури и вечной тишины могилы. Поцелуй длился мгновение, но в нем был век одиночества и обещание… чего-то неотвратимого. Когда она отстранилась, на моих губах осталось ощущение легкого обморожения.

— На удачу, смертный, — прошептала она. Ее глаза горели. — Не подведи меня.

И прежде чем я успел что-то сказать, возмутиться, спросить, схватить ее за задницу — она толкнула меня. Не сильно. Но этого хватило.

Я отлетел к дубовой двери, спина ударилась о железные скобы. Дверь с глухим стуком распахнулась — не в коридор, а в вихрь серого, безвкусного света.

Я полетел. Вниз. Вверх. Неважно. Мимо мелькали обрывки образов: ее бледное лицо, полное холодной решимости; грохот совета; огненные глаза Симаргла где-то вдалеке. Потом — удар. Мягкий. Знакомый. Запах девушки, секса и разлитого вина.

Я лежал плашмя на постели. В своем коттедже. Рядом тихо сопела Кристина. Я перевернулся на спину, глядя в потолок, ища на нем ответы на все вопросы. Губы все еще горели ледяным ожогом ее поцелуя. В ушах стоял гул от божественного балагана.

— Позаботиться… артефакты… придержать богов… найти главную Пустошь… — мысленно перебирал я ее слова, поднимаясь и отряхиваясь. — И поцелуй на удачу. От Богини Смерти. Лучше бы трахнулись, честное слово — секс, он точно к хорошим делам.

Я подошел к окну. За ним — привычный хмурый пейзаж, сосны, туман. Никакого дворца. Никаких светящихся идиотов. Только тишина. И задача, масштабом с континент.

— Найти самую большую дыру в мире, — пробормотал я, прикасаясь пальцами к обожженным губам. — Легко сказать. Особенно когда за тобой могут прийти в любой момент.

Я сделал бутерброд. Жизнь, пусть и с божественным вмешательством и вечной угрозой гибели, продолжалась. И первым делом нужно было найти карту. Самую подробную. И отметить на ней все места, где «реальность ноет от боли». Начинать можно было прямо отсюда. После бутерброда…

Глава 4

Глава 4

Тяжелая дверь коттеджа захлопнулась за мной с таким звуком, будто отсекла не просто пространство, а целую реальность. Ту, где тщеславные, жадные дети в обличье богов ревут и дерутся за конфетку под названием «моя доля».

Я прислонился спиной к прохладному дереву, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Дрожь шла изнутри — не от страха, нет. От бессильной ярости, накипевшей, как токсичный шлак.

— Мудаки… — выдохнул я сквозь зубы, глядя в потолок коридора, на котором я так и не нашел ответов о смысле жизни. — Все вы — высокомерные, бессердечные му-да-ки.

Им плевать. Плевать на разорванную Землю, на изолированные народы, на страх в глазах детей, которые никогда не видели ничего дальше границ своей Пустоши. Плевать на боль, на смерть, на отчаяние. Для них это просто… фон. Шум за окном их вечной, самовлюбленной возни. Все, что их волнует — чей кусок пирога будет жирнее, когда я, жалкий смертный, залатаю дыры, которые они, возможно, и прорвали сами своими бесконечными разборками.

Мысль эта была горькой, как полынь, и такой же обжигающей. Я был для них всего лишь инструментом. Удобным, внезапно нашедшимся ключиком к заветной силе. Не героем. Не спасителем. Инвестицией. Как скот на откорме. «Заботились» — чтобы потом выпотрошить.

Воздух в коттедже вдруг показался спертым, пропитанным запахом старых книг, пыли и… собственной беспомощности. Мне нужно было срочно выйти. На воздух. На свет. На что-то настоящее.

Я решительно толкнул тяжелую входную дверь и шагнул во двор. И… вдохнул полной грудью.

Раннее осеннее утро встретило меня как благословение. Воздух, чистый и прохладный, пахнул влажной землей, опавшей листвой и дымком отдаленного костра. Небо на востоке было цвета размытой акварели — бледно-розовое, золотистое, переходящее в пронзительную лазурь. Роса серебрилась на пожухлой траве, на паутинках, растянутых между ветвями старых берез. Где-то высоко звенела трель жаворонка, уже невидимая в набирающем силу солнечном свете. Легкий, едва ощутимый ветерок ласкал мое лицо, смывая остатки божественной скверны и нервной дрожи. Тишина. Не мертвая, а живая, наполненная шелестом листьев, последним стрекотом сверчков и этим далеким птичьим зовом.

Здесь все было настоящее. Простое. Чистое. Не измаранное божественным эгоизмом.

У стены дома стояло массивное плетеное кресло, которое всем своим видом просто умоляло о встрече с моим задом. Я смахнул с сиденья влагу рукавом и опустился в него. Скрип лозы показался удивительно земным, успокаивающим звуком. Я закрыл глаза, расслабился, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Пение птицы. Ветер. Дыхание Земли.

Но спокойствие это было обманчивым. Под ним клокотал вопрос, требовавший ответа. Что со мной? Что