Из огня да в полымя - Антон Бабушкин

Боевая работа пошла и у нас. Комдив — человек деятельный — не мог оставить целых четыре активных штыка без дела и озадачил нас по максимуму. В основном вопросами обеспечения безопасности штадива в своём понимании: несением службы по охране и обороне расположения штаба по большей части.

Наш старлей Артюков возражать не стал — война же. Не самое лучшее время меряться крутостью ведомственной принадлежности и выяснением что и у кого длиннее и толще. И мы, в составе Особого отдела, усиленные комендачами, встали на охрану и оборону периметра.

Я с отделением комендантского взвода торчал в тыловом охранении. Заодно постарался прояснить у мрачного, въедливого старшины комендантского взвода непонятку с командирами-особистами. Аккуратно поспрошал, осторожно поуточнял и выяснил, что наши Артюков с Веригиным в Особом отделе дивизии появились за две, примерно, недели до начала войны. Должны они были переаттестоваться аккурат 23 июня, да вот… Не сложилось. Такие дела. Ну и ладно — работаем. Несём караульную службу, как всегда, бодро и бдительно.

А ближе к вечеру переведались мы с фрицевскими диверсантами (Уж не знаю был ли это «Бранденбург-800[39]»).

Наглые сволочи. Одиннадцать человек. Они вылезли на наш секрет в форме и со знаками различия ГУ ГБ НКВД с тыла и потребовали сопроводить их к командиру немедленно. Старшина комендачей собрался было исполнять приказ целого «майора Государственной безопасности», но не успел. Просто я с автоматом по-патрульному на груди вклинился в разговор на правах представителя Особого отдела и потребовал у «майора» документы.

Не понравился он мне. Не смогу объяснить почему. Просто не понравился — и всё тут. Что-то не то сквозило в его внешности, в манере речи. Какое-то странное складывалось ощущение и от его поведения. Этакая причудливая смесь неуверенности, напряжённости и вместе с тем какого-то пренебрежительного превосходства.

Да и вообще вопросы к этой «спецгруппе» у меня возникли с первого взгляда. Например: откуда в лесу взялся целый майор ГБ и что он тут делает? Или: откуда, с того направления, из леса могли появиться сотрудники ГУ ГБ в принципе? И их вооружение… Из одиннадцати человек — у пятерых ППД[40], которые выдавали не каждому командиру. И на одиннадцать бойцов — два ДП[41]. А ещё, они не стоят на месте, как должны бы, по идее, а неспешно распределяются так, что смогут при нужде разом атаковать весь наш тыловой дозор, состоявший из всего-то семи бойцов, включая старшину и меня. И оружие они, вроде бы невзначай, перехватывают так, чтобы можно было быстрее открыть огонь… Да… Наглые они. Были.

«Майор ГБ», ухмыляясь, протягивает мне удостоверение. Беру его левой рукой, отодвигаясь назад, правую оставляя на пистолетной рукоятке своего автомата. Успеваю заметить лёгкую досаду на лице «командира», как и то, что наш тыловой дозор на меня глядючи напрягся. Раскрываю удостоверение в середине, бросаю взгляд на скрепки — они сверкают как новенькие. Скрепки сделаны из нержавейки…

Падаю на колено, роняя удостоверение, крича «Огонь!» и вбивая очередь в живот «командира». Разворачиваясь вправо, валюсь на землю и перекатываюсь дальше, продолжая стрелять относительно прицельными очередями, валю ещё двоих. По остальным бьют комендачи. Со стороны штадива бежит дежурное отделение, с левого фланга спешит второй дозор — они не скрываются: незачем. Это и спасает нас от зачистки. Диверсанты, отстреливаясь откатываются в лес — операция сорвана, упираться нет смысла. Пятеро остаются на поляне. Из них раненных трое. Перевязываем, связываем. Смотрим что у нас.

А у нас фигово. Трое убиты, трое ранены. У меня дырка, благо сквозная и кости вроде целы, в правом плече. Почти там же, куда влетело другому мне в Чечне, под Итум-кале другого времени.

Вообще, если подумать — тот чеченец-снайпер, влепив мне тогда пулю в плечо, скорее всего, меня пожалел. А был это именно снайпер. Пуля, которую мне отдал прооперировавший меня врач была от снайперского патрона 7Н1, которыми и сам я пользовался. Так что снайпер это был, которому я заочную дуэль проиграл вчистую. Заметил он меня, отследил и подстрелил — что да, то да. Но пулю всадил не в голову, а всё же в плечо. Тем самым меня из строя вышиб, но убивать не стал. В общем… Спасибо ему, хотя заочное и запоздалое. Не знаю, правда, за что именно «спасибо»: за косорукость, или за доброту. Но всё равно спасибо. Однако здесь и время иное, и дела другие, и враг совсем другой…

И здесь мне просто повезло, что не стоял в рост, а крутился, как мог. Потому и пулю отловил именно в плечо. И жив ещё, и продолжать драться готов. Это плюс. А наш тыловой дозор подлежит замене. И это минус. Зато мы не пустили диверсов в штадив и троих подстреленных взяли в плен, а это ещё один плюс. Так что счёт в очередном «матче наши-фрицы» 2:1. А вообще — могло быть хуже. Задержись фрицы еще на пару минут — положили бы они здесь всех.

В тот день наша дивизия ещё держала позиции. А на следующий — опять понеслась…

ЧАСТЬ 8. На Слуцк.

На следующий день командование дивизии приняло решение отходить. Я не знаю конкретно почему и зачем, не знаю поступал или нет соответствующий приказ — слишком малый у меня чин, слишком незначительная должность и, как следствие, слишком ограниченный доступ к информации. Но даже и мне было понятно, что отход обусловлен нежеланием комдива попасть в котёл. Слишком далеко на восток откатилась канонада на юге и севере. Слишком часто временами погромыхивало и в нашем тылу. И дивизия тронулась на восток, на следующий рубеж.

А немцы словно с цепи сорвались. Атаки и обстрелы следовали один за другим, всё реже и короче выходили передышки, всё чаще появлялись в их боевых порядках танки, почти без перерывов висела у нас над головой их авиация. Фрицы наседали постоянно. А мы дрались, отбивая их накаты, и шли.

Мы понимали — остановиться значит умереть. И продолжали движение, отступая от рубежа к рубежу. Цепляясь за высотки и речушки, окапываясь на опушках, превращая в опорные пункты попадавшиеся на пути деревушки и хутора. Отступали с боями за каждый оставляемый нами рубеж, заставляя фрицев платить кровью за каждую пядь захватываемой ими земли.

Мы не бежали — отступали. Арьергардными боями и отчаянным, до последней возможности, удержанием промежуточных рубежей, своей кровью покупая время для тех, кто занимал оборонительные позиции в Слуцком УРе. Мы дрались, жизнями наших братьев оплачивая часы, минуты, секунды для их развёртывания… Мы теряли людей, технику, артиллерию,