Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

После приезда Гая Эйлан затворилась в уединении. Жрицы думали, что она оплакивает деда, но хотя смерть Арданоса ошеломила и потрясла ее до глубины души, молодая женщина скорее почувствовала облегчение. А вот то, как она повела себя с Гаем, – совсем другое дело. Она никак не ждала от себя подобной вспышки ярости и осталась удивлена не меньше него. Эйлан и не подозревала, как глубоко была разобижена на Гая все эти годы за то, что он ее покинул. Да, она сама на это согласилась, но он мог бы попытаться хотя бы увидеться с нею! Как он смеет думать, что можно в один прекрасный день вот так ворваться в ее жизнь и увезти ее ребенка…

Снова и снова возвращаясь к этой мысли, Эйлан себя одергивала, выходила немного пройтись или предавалась сосредоточению, как научила ее Кейлин, и пыталась восстановить внутреннее равновесие. Прошло несколько дней, прежде чем она начала серьезно задумываться о том, что ей сказал гость. В самом деле, кто теперь получит право указывать ей, что именно говорить от имени Великой Богини? Насколько она знала, друиды все еще судили да рядили. Было уже понятно, что нового архидруида изберут только после праздника Лугнасад, так что беспокоиться о подготовке к церемонии ей не нужно. Но к Самайну новый вождь уже возьмет власть в свои руки. И если это будет кто-то вроде ее отца, он потребует, чтобы Великая Богиня призвала племена к войне.

Когда Диэда вернулась в Лесную обитель и предстала перед Верховной жрицей, Эйлан выразила ей свои соболезнования, но та только отмахнулась.

– Арданос – потеря невеликая, – равнодушно бросила молодая женщина. – Мой отец всегда был игрушкой в руках римлян. Хотелось бы мне знать, кто теперь будет приказывать Прорицательнице?

С тех самых пор, как родился Гавен, Эйлан в присутствии Диэды ощущала себя скованно и неловко. Но не может же быть, чтобы Диэда осталась настолько равнодушна к смерти отца? С каждым днем Эйлан все больше не хватало Кейлин, которая помогла бы ей разобраться в том, что происходит.

Диэда все еще сидела у Верховной жрицы, когда одна из девушек сообщила о приходе Кинрика. «Вороны слетаются», – хмуро подумала Эйлан, однако, когда Гув ввел гостя в ее покои, встретила его по-родственному приветливо. Она удрученно отметила про себя, что Кинрик выглядит старше своих лет, лохмат и всклокочен, как горный пони, а его светлая кожа испещрена старыми шрамами.

– Что ты делаешь в наших краях? Я-то думала, что после неудачи с Бригиттой и деметами ты скрываешься где-то на севере.

– Да я птица вольная, летаю где хочу, хотя бы и под носом у самого легата, – отозвался гость. – Я для них слишком умен. – Его надрывная веселость не на шутку встревожила Эйлан.

– Медведь хвалился, да в ловчую яму свалился, – ехидно подсказала Диэда. Она делала вид, что Кинрик ее нисколько не интересует, но Эйлан догадывалась, что безразличие это напускное.

Кинрик пожал плечами.

– Наверное, мне покровительствуют сами боги; это верно, что я словно бы заговорен от смерти. Сдается мне, я мог бы отправиться в Лондиний и схватить за бороду наместника – и мне бы это сошло с рук.

– Я бы на твоем месте и пробовать не стала, – обронила Диэда, и Кинрик засмеялся заодно с нею.

– Я и не собираюсь, во всяком случае, пока; а вот через месяц-другой – посмотрим. О смерти Арданоса я не скорблю; да и тебе, Эйлан, горевать не след. Уж слишком он был горазд всем распоряжаться самочинно, как считал нужным.

– Воистину так, – не покривив душой, согласилась она. Кровь застыла у нее в жилах, когда она сопоставила слова Гая с тем, что услышала от Кинрика.

– Хорошо; пока что ты со мною честна, – кивнул бритт. – Хотелось бы мне знать, молочная сестрица, как далеко заходит твоя честность.

– Я, по крайней мере, знаю, чего хочу, – осторожно проговорила она.

– В самом деле? И чего же ты хочешь, Эйлан?

– Я хочу мира! – «Чтобы сын мой смог вырасти и возмужать», – мрачно добавила она про себя. Но сказать об этом вслух Кинрику не могла. Арданос загубил ее счастье, разбил надежды Кинрика с Диэдой, но, по крайней мере, в западных областях племена живут в мире вот уже двенадцать лет.

Кинрик поморщился.

– Мир… женщины вечно талдычат о мире, – фыркнул он. – Ты говоришь как глашатай Мацеллия; порой мне казалось, что и старик Арданос играет ему на руку. Но Арданоса больше нет. Глядишь, теперь нам представится возможность выдворить римлян с нашей земли. Бригитта ждет: она знает, чего мы от нее хотим.

– По мне, так Бригитта войнами сыта по горло, – возразила Эйлан.

– Скажи лучше, Бригитта по горло сыта римской справедливостью, – горько возразил Кинрик. – Но нынче ходят странные слухи. Если римляне и впрямь перегрызутся между собою, мы, пожалуй, сумеем-таки освободиться от римских законов! Тогда все до одного римские дома лягут в руинах, как жилище Бендейгида!

– Ты разве позабыл, что вовсе не римляне, а разбойники из Гибернии и дикари с севера сровняли с землей дом моего отца и зарубили мою мать? – перебила Эйлан. – А римляне покарали убийц!

– Кому, кроме нас самих, пристало отвечать за дома наши? – воскликнул Кинрик. – Это нам решать, кого карать, а кого щадить. Или римляне будут нам указывать, с кем сражаться и где, а мы должны все принимать с покорностью, как ручные псы? – Обветренное лицо бритта побагровело от гнева.

– На любых условиях мир – это благо, – упрямо возразила Эйлан.

– Выходит, ты намерена и дальше повторять изменнические речи Арданоса? Или это слова Мацеллия, а не то так его красавчика-сына? – насмешливо осведомился Кинрик.

За спиной у гостя дюжий телохранитель беспокойно переминался с ноги на ногу. Эйлан, не на шутку встревоженная, ничего не замечала.

– По крайней мере, Мацеллий желает добра обоим нашим народам.

– А я, стало быть, не желаю? – Глаза Кинрика сверкнули огнем.

– Я ничего подобного не говорила.

– Но подразумевала, – рявкнул бритт. – Я знаю, что здесь побывал щенок Мацеллия. Что он тебе наговорил? С такой Верховной жрицей, как ты, римляне могут просто сидеть сложа руки – ты сама за них все сделаешь! Довольно уже с нас предательских советов! Архидруидом избран Бендейгид – об этом я и пришел тебе сообщить, – и перед следующим же празднеством он даст тебе совсем иные указания!

Диэда переводила взгляд с Владычицы Вернеметона на гостя; лицо ее пылало. Эйлан пыталась сохранять спокойствие, понимая: