Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

они поселились в Вернеметоне лишь недавно. Они так благоговели перед Кейлин, что осмеливались обращаться к ней разве что с самыми общими, пустыми фразами. Кейлин только и оставалось, что внутренне кипеть от гнева.

Уже завечерело, когда маленькая процессия нырнула в проход между холмами, и жрицы пересели на баркасы, ведь Тор со всех сторон окружали заболоченные озера. Вершина, увенчанная кругом камней, резко выделялась на фоне догорающего заката, и даже на расстоянии Кейлин ощущала исходящую от Тора силу. На его нижних склонах теснились круглые домики друидов. А в лощине за холмом Кейлин смутно различала разбросанные тут и там маленькие хижины-ульи – должно быть, жилища христиан, поселившихся тут с дозволения Арданоса. В воздухе разливалось благоухание какой-то ароматной древесины – наверное, яблонь.

Новоприбывших встретили у подножия холма молодые жрецы, поставленные там на страже. Они отнеслись к Кейлин со всем возможным почтением и доброжелательностью, хотя, кажется, не вполне понимали, зачем она приехала. Жрицу позабавило их замешательство, и она, совладав с досадой, поневоле начала примиряться с неизбежным. К добру или к худу, но ее прислал сюда орден друидов, а ведь даже они – не более чем орудия Великой Богини, которая предельно ясно и однозначно повелела ей быть здесь.

Когда женщины добрались до самого святилища, уже совсем стемнело. Жрецы поприветствовали их вежливо, хотя и без особой сердечности – ну да Кейлин и не ждала доброго приема. Если это ссылка, то, во всяком случае, ссылка почетная, и поскольку она ничего не могла изменить, ей оставалось только примириться с неизбежным.

После церемонии приветствия растерянные женщины сбились в кучку у костра. Один из молодых жрецов проводил их к приземистому, крытому соломой домику. Друиды сконфуженно оправдывались, что такое жилье никоим образом не подходит для жрицы, тем более столь высокопоставленной, – но ведь до сих пор им не приходилось задумываться, где бы разместить женщин. А поскольку так повелел архидруид, жрецы поспешили заверить Кейлин, что для новоприбывших выстроят подходящий дом, как только она объяснит, что им требуется, и приставят к женщинам необходимую прислугу.

Для жриц спешно освободили спальное помещение, где прежде размещались младшие послушники. К тому времени, как Кейлин убедилась, что все девушки благополучно устроились, и смогла наконец-то прилечь сама, она с ног валилась от усталости. К своему удивлению, она крепко проспала всю ночь в чужом месте и на непривычной постели, и проснулась на рассвете. Она потихоньку оделась, не потревожив своих спутниц, и вышла одна в раннее утро. В небе только-только разливались розовые прожилки зари. Вверх по холму уводила тропа.

С каждой минутой становилось все светлее. Кейлин внимательно рассматривала окрестности. Куда же привела ее судьба, что ожидает ее в этом далеком, диком краю?

Вставало солнце. Тор возвышался над окрестными просторами, а повсюду вокруг клубились густые туманы, наплывая от бескрайней глади воды. Накануне вечером жрицы прибыли поздно, и смертельно уставшая Кейлин едва заметила, что последнюю часть пути они проделали на баркасах. Тут и там над туманом выступали темно-зеленые, поросшие лесом верхушки окрестных островков. Кругом царило безмолвие. Солнце поднималось все выше, Кейлин разглядывала незнакомую местность, и вдруг откуда-то неподалеку послышалось тихое пение.

Кейлин обернулась: звук доносился от небольшого строения на самой вершине холма. Жрица зашагала по тропе вверх, чтобы лучше слышать. Лилась медленная, негромкая музыка, гулкое эхо мужских голосов звучало странно и непривычно для слуха после стольких лет, проведенных среди женщин. Скоро она различила и слова: похоже, пели на греческом.

«Kyrie eleison, Criste eleison»[60]. Кейлин слыхала, что христиане так обращаются к своему Богу; должно быть, это и есть община тех самых беженцев, которым архидруид дозволил здесь поселиться. В нынешние времена во всех уголках империи множились всевозможные странные культы и религии.

Наконец пение смолкло, и тут Кейлин заметила, что ее внимательно рассматривает маленький старичок, согбенный под бременем лет. Она заморгала: она не видела, как тот приблизился, что для обученной жрицы куда как странно. Поймав взгляд Кейлин, старик уставился в землю. Верно, это один из христианских священников: по слухам, многие из них не позволяют себе поднимать глаза на незнакомых женщин.

Но говорить с женщинами ему, по всей видимости, не запрещалось.

– Доброго тебе дня, сестра моя, – произнес он на вульгарной латыни, которая служила языком общения по всей империи. – Могу ли я узнать твое имя? Я вижу, что ты не из числа наших катехуменов[61], ведь в общине живут только женщины почтенного возраста, приехавшие сюда вместе с нами много лет назад, а ты молода.

Кейлин улыбнулась краем губ при мысли о том, что кто-то назвал ее молодой. Ну да священник был сед и хрупок как сухой лист, он годился ей в дедушки – во всяком случае, годами.

– Нет, я не из ваших новообращенных, – подтвердила она. – Я из тех, кто поклоняется лесному богу. Меня зовут Кейлин.

– Вот как? – учтиво откликнулся он. – Я немного знаю братьев-друидов, но ведать не ведал, что среди них есть женщины.

– Среди тех друидов, которые живут здесь, женщин нет, – отозвалась Кейлин, – или, во всяком случае, не было до сих пор. Меня прислали сюда из северной Лесной обители, дабы я основала тут Дом дев. Я поднялась вверх по холму поглядеть, в какие такие места привели меня боги.

– Судя по твоим словам, тебе ведома истина, сестра моя. Выходит, ты знаешь, что все боги суть воплощение единого Бога… – Он помолчал, и Кейлин докончила за него:

– …И все богини суть воплощение единой Богини.

В старческом лице светилась неизъяснимая доброта.

– Это так. Те, к кому Господь наш явился в образе Сына Божия, отказываются видеть божественную природу в женщинах, потому с ними мы говорим не о Богине, но о Софии, Премудрости Божией. Но мы понимаем про себя, что Истина – Едина. Посему, сестра моя, думается мне, хорошо весьма, что ты возведешь здесь святилище Премудрости Божией по обычаям своего народа.

Кейлин поклонилась. Лицо старика избороздили глубокие морщины, но оно уже не казалось безобразным – оно просто-таки лучилось благожелательностью.

– Сколь благородны труды твои, сестра моя, – они достойны того, чтоб посвятить им остаток нынешнего твоего воплощения. – Старик улыбнулся и словно бы обратил взгляд свой внутрь себя. – Здесь – твое истинное место, ибо сдается мне, что прежде мы с тобой служили у одних алтарей…

Уже не в первый раз за эту странную встречу слова старика поразили Кейлин до глубины души.

– Я слыхала, что твои братья по вере отрицают перевоплощения, – отважилась напомнить она. Но старик сказал правду.