Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Скажи, господин, ты ведь принадлежишь к пастве отца Петроса?

– Я – нет, – отозвался римлянин, – а вот моя жена приняла его веру.

– Значит, господин, мы с твоей женой сестры во Христе, и потому она мне родня.

Губы его изогнулись в сардонической усмешке. «Он слишком молод, чтобы улыбаться так горько, – подумала Сенара. – Кто же так больно его ранил?»

– Спасибо, что вызвался проводить меня, – сказала девушка вслух.

– Мне это не в тягость. Видишь ли, Мацеллий – мой отец.

За разговором они уже приблизились к великолепному особняку в римском стиле под стенами крепости: стены были побелены, крыша – черепичная. Незнакомец постучал в ворота, раб тут же распахнул створки, и гости прошли по длинному коридору в огороженный садик.

– Отец дома? – спросил молодой римлянин.

– Он у легата, – ответил слуга. – Входи и подожди его, если хочешь; он скоро должен вернуться.

Не прошло и четырех-пяти минут, как появился Мацеллий. Сенара этому только порадовалась: младшая из девочек как раз проснулась и раскапризничалась. Мацеллий поручил дочерей Бригитты заботам добродушной пышногрудой рабыни – до тех пор, пока за ними не прибудут выбранные им приемные родители. Он поблагодарил Сенару и учтиво спросил, нужно ли ей проводить ее обратно в обитель.

Сенара помотала головой. В Вернеметоне все думают, что она повела девочек в гости к родне их матери в Деве. Если она вернется с эскортом римских солдат, это наверняка подольет масла в огонь. Однако было бы куда как славно, если бы домой ее проводил Север-младший… девушка решительно прогнала эту мысль.

– Увижу ли я тебя снова? – спросил Гай, и девушка затрепетала от волнения.

– Может быть, на какой-нибудь службе… – И Сенара выскользнула за дверь – прежде, чем окончательно выставит себя на посмешище.

Юлия Лициния полумер не признавала. Однажды апрельским вечером она попросила Гая сопроводить ее на вечернюю службу в храм Назарянина в Деве. Хотя брак их теперь сводился лишь к вежливому притворству, Юлия по-прежнему оставалась хозяйкой дома, и Гай почитал себя обязанным ее поддерживать. Одно время он подумывал о разводе, но не видел смысла огорчать Лициния и детей того ради, чтобы жениться на какой-то другой римлянке.

Не пользуясь особым благоволением императора, он никак не мог рассчитывать на союз с семьей из числа его сторонников, а породниться с оппозицией было бы небезопасно. И хотя Мацеллий-старший по большей части помалкивал, сын его знал: заговор зреет и ширится. Если император падет, все разом изменится. И Гай решил, что не стоит беспокоиться о будущей карьере, пока не станет ясно, а есть ли у него вообще будущее.

Поскольку здание храма Назарянина было приобретено отчасти на средства от продажи драгоценностей, которые Юлия якобы перестала носить, Гаю было любопытно посмотреть, стоит ли оно потраченных денег. Когда пришло время отправиться в путь, толпа собралась немаленькая: не только Гай с Юлией, но и девочки с их няньками, и едва ли не половина всех домочадцев.

– И зачем мы тащим с собой этакую ораву? – осведомился Гай не без раздражения. Они с семьей собирались заночевать в доме Мацеллия, но всех этих слуг под отцовским кровом разместить негде.

– Потому что все они – члены общины, – отозвалась Юлия примирительно. Гай заморгал. Он никогда не задавался вопросом, как жена ведет хозяйство и дом, но ему и в голову прийти не могло, как далеко заведет Юлию религиозное рвение. – После службы все они возвратятся на виллу, – добавила молодая женщина. – Не могу же я лишить их возможности побывать на службе!

«Не то что не может – скорее, не хочет!» – подумал про себя Гай, но благоразумно смолчал. Новая христианская церковь разместилась в довольно-таки вместительном старом здании на берегу реки, которое прежде принадлежало виноторговцу. Застарелый винный дух перебивало благоухание восковых свечей; алтарь украшали первоцветы. На побеленных стенах были грубо намалеваны картины: пастух с ягненком на руках, рыба, какие-то люди в лодке.

На входе Юлия осенила себя непонятным знаком. Гай с неудовольствием отметил, что Целла, Терция и Квартилла последовали ее примеру. Выходит, Юлия обратила не только слуг, но еще и дочерей? Чего доброго, эти христиане задались целью подорвать устои семьи!

Юлия высмотрела свободное место на жесткой скамье неподалеку от двери и уселась в окружении прислужниц и дочерей. Гай, стоя за ее спиной, оглянулся по сторонам – не увидит ли среди прихожан кого-нибудь знакомого? Собрались здесь, похоже, по большей части нищие работяги: неужто заносчивой Юлии приятно находиться среди подобного отребья? И тут Гай заметил в толпе ту самую девушку, которая привела в город дочерей Бригитты. Она ведь говорила, что приходит на собрания христианской общины, когда ей удается выбраться из обители! Гай с запозданием осознал, что согласился сопровождать Юлию еще и потому, что питал слабую надежду снова встретиться с Сенарой.

Вошел священник, гладко выбритый, в длинной далматике. Его сопровождали двое мальчиков – первый держал в руках массивный деревянный крест, второй – свечу, – и еще двое мужчин постарше. Юлия рассказывала, что это диаконы. Один из них, серьезный и сдержанный человек средних лет, нес тяжелую книгу в кожаном переплете. Водружая книгу на широкий аналой, он вдруг споткнулся о четырехлетнего мальчугана, выскочившего в проход. Но ребенок не испугался и не убежал; напротив, весело рассмеялся, глядя на диакона снизу вверх. Диакон нагнулся, обнял малыша, улыбнулся, отчего лицо его преобразилось как по волшебству, и передал ребенка родителю – по всей видимости, кузнецу, закопченному, с загрубевшими, мускулистыми руками.

Люди принялись молиться и взывать к Богу; над прихожанами совершили обряд очищения, окропив их водою и окурив благовониями. Все это очень походило на церемонию в римском храме, так что Гай особой неловкости не испытывал, хотя на латыни здесь изъяснялись не слишком грамотно. Затем священники и диаконы сели, и толпа заволновалась – вперед вышел еще один служитель Божий.

Гай не особо удивился, узнав отца Петроса – со своей нечесаной бородой он в сравнении с прочими выглядел особенно неряшливо. Отшельник впился в прихожан таким пристальным взглядом, что Гай ехидно подумал, уж не страдает ли тот близорукостью.

– Господь однажды сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное»[55]. Многие из вас, пришедшие сюда сегодня, потеряли детей своих, и вас терзает горе. Но я говорю вам – ваши дети спасены и пребывают с Иисусом в Небесах; вы же, скорбящие отцы и матери, куда счастливее, нежели те родители, что отдали